Книга Комната - Виталий Григорьевич Михайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он закрыл дверь и вытащил пистолет.
— Крикнешь — и я выстрелю, — сказал он.
Третья побледнела. Он достал из кармана заметку и приказал читать вслух. Он уже не помнил текст, но заметит, если Третья собьется или сделает паузу перед словом.
Третья прочла заметку и взглянула на него.
— Что с тобой происходит? — спросила она.
— Хотя бы одно имя показалось тебе знакомым?
— Да, разумеется. Но…
— Замолчи. Я знаю этого человека?
— Ты хотел с ней встретиться, но тебя не пустили. Затем в Пансионат заявился твой друг |||||||||||||||. Задал кучу вопросов, украл рисунок.
— Ты поедешь со мной в Пансионат. Руку с пистолетом я суну в карман. Если ты попытаешься сбежать или позвать на помощь — убью. Просто сделай так, как я прошу, и никто не пострадает.
Машина дожидалась их на парковке. Водитель курил. Они сели на заднее сиденье. Старика и девочку он не взял.
* * *
Такси остановилось. Он всучил водителю пару смятых купюр и дождался, когда Третья выйдет из машины. Потом вышел сам.
— Нас могут не пустить, — сказала Третья.
— Сегодня отличная погода. Я видел столики для шахмат во дворе.
Обитатели Пансионата в самом деле вышли подышать свежим воздухом. Он сразу увидел |||||||||||||||. Она сидела с идеально ровной спиной. Они подошли ближе. Трение карандаша о бумагу. Справа две законченные работы. Слева — пачка чистых листов и стаканчик острозаточенных карандашей.
Крепко сжимая руку Третьей, он обошел стол. ||||||||||||||| в самом деле не походила на клиента дома престарелых. Скорее на обслуживающий персонал. Или гостью. Карандаш больше не выводил линию за линией, шуршание грифеля по бумаге смолкло. А затем она подняла голову. Их взгляды встретились. На секунду он увидел, что скрывается за радужной оболочкой, словно за плохо сшитой карнавальной маской. И, без сомнения, оно узнало его.
Еще немного, и эта милая женщина бросится на него, чтобы воткнуть прекрасный, остро отточенный карандаш ему в горло. А Пройдоха напишет об этом в газете. Впрочем, он и так напишет.
Он вытащил пистолет и выстрелил, целясь самой молодо выглядящей пациентке Зеленого луга в лоб.
Затем наставил пистолет на санитара.
— Мне нужны все рисунки этой женщины, — сказал он. — Уж будьте так добры, дайте на них взглянуть.
Обитатели Пансионата даже не поняли, что произошло. Он крепко держал Третью. Остался один патрон. Если придется стрелять, кого выбрать? Ее или санитара? Третья всегда была добра к нему. А санитар даже не слал открыток на Рождество.
Скоро он получил коробку. Санитар до смерти перепугался, наверное, принял его за психа. Он вышел на улицу, отпустил Третью. Вот-вот явится полиция, но время еще есть. Рядом стояла церквушка, туда он и двинул.
Он зашел в церковь и сел на скамью. Коробку рисунков положил на колени.
Он думал, как ||||||||||||||| хотела ребенка. Думал, про великолепную детскую комнату, которая должна была обрести хозяина или хозяйку, но пустовала месяц за месяцем. ||||||||||||||| был нужен ребенок, о котором можно заботиться. Она так горько плакала, и нечто услышало ее. Оно привело ей девочку, дочь булочника. Чтобы они жили вместе. Долго и счастливо.
Оно привязалось к ней. И пока жива |||||||||||||||, люди будут пропадать.
Он вспомнил слова Бродяги о хищном цветке. Может, она сама еще ребенок и лишь хочет играть с другими мальчиками и девочками? А как обычно поступают с игрушками дети? Они их ломают.
Он думал о «Музее дверей» и эксперименте с Китайской комнатой. Он думал про образец номер один и препарат |||||||||||||||. И девочку с полумесяцем на мочке уха. Что, если он ошибся, напав на ложный след?
Что, если существуют комнаты, из которых невозможно сбежать?
И что, если комнатам тоже снятся сны?
Он решил, что посидит еще чуть-чуть, а потом отправится посмотреть на дверь у самого входа. Кажется, раньше ее там не было. Впрочем, он не был в этом уверен. Он теперь ни в чем не был уверен.
Сейчас. Еще пять минут, и он встанет, пойдет к выходу и откроет дверь. Еще пять минут, и он будет готов.
Эпилог
Машина то набирала ход, то замирала в пробках. Это сильно раздражало, но ничего не поделаешь, приходилось мириться. Они выехали пораньше, но визит в больницу спутал все карты.
Саша держала на коленях книгу «Приключения Тома Сойера». Она пролистала страницы. Все имена и фамилии были старательно заштрихованы черной ручкой, вот так: |||||||||||||||. Несколько вертикальных линий, проведенных словно по линейке.
— Пап, зачем мы его навещаем? — спросила Саша.
— Когда-нибудь ты это поймешь, милая.
Саше было непривычно называть друга мамы «папой», но она старалась. А еще история с книжками не выходила у нее из головы.
— Зачем ему книги? Он их все равно не читает.
— Для него это единственная связь с миром, детка, — ответил папа с водительского сиденья. — Не стоит ее обрывать.
Саша задумалась. Брат — на самом деле это не настоящий брат, конечно, но опять же мама просила называть его так, — был старше ее. В прошлом месяце ему исполнилось двадцать. Он жил в больнице, а на его лбу, обычно закрытом челкой, имелся шрам в виде прямоугольника. Вроде карты, только без масти. Саша случайно увидела шрам, но ни мама, ни папа не рассказали, что это значит и значит ли что-нибудь вообще. А еще брат носил повязки на руках, и Саша понятия не имела, что под ними скрывается. Однажды, когда они его навещали, пришло время пить таблетки, но брат выбил капсулы из руки врача, и им с мамой тотчас пришлось уйти.
Впрочем, был у нее и настоящий брат — Артур, и вот его она любила. Сильно-сильно!
В палате у ненастоящего брата было много книг, и все — с заштрихованными именами. Ему привозили книги охапками. Все, что он делал, это сидел на стуле посреди палаты и избавлялся от имен. Испорченные книги он бросал на пол, и они возвышались неопрятной горкой. Там было много славных книжек. Даже сказки — с большими цветными картинками. И так день за днем. Но сегодня случилось кое-что странное. Брат отдал ей «Приключения Тома Сойера» взамен «Алисы в Стране чудес». Вот это новость!
Саша взглянула на свое отражение в автомобильном стекле. Единственная сережка покачивалась от сквозняка, поскольку окно машины было приоткрыто. Мама говорила, что другое ухо не годится для прокола из-за родинки на мочке. Лучше не протыкать родимые пятна иглами, неизвестно, к чему это может