Книга Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова) - Сергей Эдуардович Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда-то валы, окружавшие самые станичные постройки, были достаточным препятствием против внезапных атак горцев. Теперь валы пооплыли, но сторожевые вышки с вооруженными казачьими постами продолжали еще функционировать, так как нападения лихих черкесских шаек с целью угона казачьих лошадей и скота повторялись частенько. В таких случаях били в набат в церковный колокол на площади: немедленно выезжала в погоню строевая сотня, а к ней примыкали все заинтересованные в погоне молодые казаки. Догнав партию, завязывали перестрелку и большей частью возвращали все захваченное. Но, прозевав время, начав погоню, никаких следов уже не находили, стараясь только отомстить отдельным разбойникам, о которых разузнавали частной разведкой.
В обыкновенные базарные дни, что бывало раз в неделю, горцы с арбами и вьюками спускались в станицу на продажу кукурузу, прекрасное горное сено, своего кустарного изделия сукно, бурки, обувь, холодное оружие, седла и конские уборы. Для поддержания порядка в такие дни начальник гарнизона назначал дежурные части от батареи и сотни, а кроме того, общего начальника этого маленького отряда, который и должен был следить за порядком. Предупреждая всякую ссору и драку между горцами и казаками.
Осенью во всех казачьих садах начиналась уборка винограда. Там же в садах в точильных чанах виноград топтали ногами и получали «чахир» (вино), которое должно было несколько недель бродить, пока признавалось годным к продаже. Но, по установившемуся твердому обычаю, все остатки строго вина должно было выпить, сзывая друзей и родных. Поэтому с осени устраивались свадьбы, а вообще, пользовались всяким предлогом, чтобы устроить попойку, переходившую нередко в отчаянный дебош с рубкой друг друга кинжалами, шашками и даже стрельбой. Роль дежурного по гарнизону в таких случаях была особенно тяжела. В базарные дни любители попойки часто задирались с горцами, и здесь надо было всегда быть «начеку», чтобы вовремя прекратить ссору и беспорядок. Со всеми этими условиями жизни в станице меня и познакомил полковник Рыпинский, предупредив, что мне придется частенько дежурить по гарнизону.
Между тем, предстояло решить насущный вопрос, где поселиться в станице. Кроме командира батареи, холостого старого человека, занимавшего большой деревянный казенный дом, все остальные офицеры жили в наемных станичных домах. Жить с кем-нибудь вдвоем я не хотел. Мне на первое время подыскали половину избы у казака, где я временно и устроился. Но вид из окон в грязный двор и неуютность самого дома мне были противны. В станице, за виноградниками, с древнейших времен существовала самотеком нефтяная лужа – это нефть пробивалась наружу во время какого-либо землетрясения (а они бывали нередко) в трещину, через которую и изливалась лужей.
Земля эта считалась собственностью всей станицы, а потому и нефтью пользовался всякий житель станицы бесплатно. «Пропьет казак все, что возможно, никто более в долг не дает; тогда достает банку, чаще всего зимой, наливает ее нефтью и везет на продажу в «Кан-кан» (Владикавказ); здесь он продает ее рублей за шесть или даже и восемь; сам покутит всласть, да еще и жене гостинец привезет», – рассказывали мне про свою нефть сами казаки.
Но явился в станицу какой-то интеллигентный предприниматель, знающий нефтяное дело, познакомился с лужей, взял пробы и уехал. Вторично приехал, как раз за два года до моего сюда прибытия, уже с компаньонами и буровым мастером англичанином. Он заключил контракт со станичным правлением и получил нефтяное место в аренду для бурения и добычи нефти. В станице на площади он купил чей-то дом и отлично его обстроил для себя и бурового мастера. Два года он проработал. Израсходовал около 50 тысяч рублей, но без существенного результата. Компаньоны отказались, а сам предприниматель, оставив бурового мастера-англичанина ведать брошенными работами, уехал в Петербург. Долго от него англичанин не получал ответа и денег на свое содержание. Англичанин страшно стал нуждаться, но бросить дела своего хозяина не считал возможным. Полковник Рыпинский пригласил англичанина пользоваться у него комнатой и столом, наблюдая за механическими мастерскими батареи. Это предложение устроило мистера Бурмана, с которым я впервые познакомился у командира батареи.
Узнав, что я ищу квартиру, он свел меня в прежнее обиталище своего хозяина и предложил мне занять весь дом (с химической лабораторией) в полное мое распоряжение за 25 рублей в год. Я немедленно на это согласился и устроился в покинутом дом, превосходно расположенном, с окнами на площадь, имея даже маленький сад. Особенно я был рад лаборатории, где стал даже работать по химии. Словом, я устроился случайно так, как никогда этого не мог ожидать.
С мистером Бурманом, который часто ко мне заходил, мы для практики говорили по-английски. По его словам, он одинокий, холостяк, приехавший несколько лет тому назад искать счастья в России. Пробовал работать в Баку на нефтяных вышках, но зарабатывал мало, а потому охотно принял приглашение своего хозяина на самостоятельную разведку в ст. Михайловскую. К сожалению, разведка оказалась безрезультатной. Но сам он глубоко верит, что здесь нефть есть и ее много; пробовал уговаривать своих хозяев работать дальше, но они, отчаявшись, бросили дело и самого мастера.
Полвека спустя все предположения мистера Бурмана вполне оправдались: теперь весь район у ст. Михайловской считается одним из богатых залежей нефти, которая усиленно здесь добывается, но с больших глубин, требующих капитальных первоначальных затрат, на которые первые русские пионеры не имели мужества пойти.
Итак, я водворился на постоянное свое место службы в 4й батареи 20й артиллерийской] бригады в ст. Михайловской. Освещенные иногда до поздней ночи окна моей квартиры и возня с колбами и химическими аппаратами скоро создали мне репутацию алхимика или колдуна: «На вечеринки станичные не ходит, с девицами нашими не гуляет, а по ночам чего-то в книгах смотрит и в стекляшках варит». Все это был, конечно, вздор, и я ничем не отличался по своему поведению от всех моих холостых сверстников и товарищей.
В батарее я официально получил особой специальное служебное поручение: с 1го ноября я должен был сформировать из лучших молодых и более способных солдат батареи школу для подготовки их к обязанностям будущих фейерверкеров. Это поручение пришлось мне
