Книга Поезд на Правдинск идет без остановок - Николай Болошнев

и дай доехать в этот чертов Питер!

Петр почувствовал, что выдохся. В душном купе категорически не хватало воздуха. Вадим Маратович насупленно молчал.

– Зря ты так, Петя, – наконец сказал он с горечью. – Болтаешь о том, чего не знаешь. Мы, между прочим, в великой стране жили, у нас Родина была.

– А сейчас ее что, нет, что ли?

– Сейчас бардак один, а раньше был порядок. Ну да ладно, не буду я перед тобой распинаться, все равно только оплюешь все и изгадишь. Жаль, Петя, ты мне вообще-то понравился, думал, ты нормальный, не как ровесники твои, к смартфонам приросшие.

Вадим Маратович ловко натянул сапоги, сложил коньяк и тапочки в портфель, закинул куртку на плечо и собрался уходить.

– Погоди, ты куда? – спросил Петр растерянно.

– В вагон-ресторан. Посижу там спокойно, чтобы не мешать твоей тонкой творческой натуре. Скоро окажешься в чертовом Питере, не переживай.

Петр приподнялся и сел. Моментально закружилась голова.

– Да ладно тебе, ну погоди… Оставайся, чего ты! Я погорячился, извини, не хотел тебя обижать. Просто я плохо себя чувствую, а в таком состоянии всегда раздражительным становлюсь. Давай я просто спать лягу, а ты сиди сколько хочешь, мне свет не мешает.

– Ну уж нет. Ты, конечно, ложись, а я пошел. Финита ля комедия! А на прощание вот тебе от меня новогодний подарочек.

Вадим Маратович пристально посмотрел на потолок. Секунд через десять сверху раздался тихий шорох, Петр почувствовал дуновение прохладного ветерка: заработал кондиционер! Вадим Маратович выключил свет, молча вышел из купе и закрыл за собой дверь.

«Похоже, он и правда телекинетик. Это тебе не алюминиевую банку на столе подвинуть, – ошарашенно подумал Петр. – Зря все-таки я на него бочку катил, мужик он, в общем-то, неплохой, болтливый только. Неудобно получилось… С другой стороны, наверняка все это чистое совпадение. Температура снаружи повысилась, вот кондиционер и заработал. А Вадим Маратович, конечно, хорош! Умеет впечатлить. Ему бы в театре работать или в цирке».

Петр тихонько усмехнулся собственной шутке. Теперь, когда попутчик ушел, он почувствовал, как сильно устал. Петр допил остатки воды из бутылки, кое-как сбросил на пол ботинки и укрылся пальто как одеялом. Окружающая темнота и мерный стук колес убаюкивали, он быстро провалился в сон. Ему приснился заснеженный лес, вроде того, что он видел за окном. Ели и сосны в нем были такими огромными, что Петр казался себе мелким жучком, по ошибке выползшим из своего укрытия раньше весны. Однако исполинские размеры деревьев не пугали его – наоборот, он чувствовал приятное волнение, почти религиозный трепет. Он словно оказался в огромном, великолепно украшенном соборе. Причем он был здесь не один – повсюду в лесу чувствовалось незримое присутствие природного архитектора, который с гордостью показывал Петру свое творение. Луна освещала колонны стволов, снег вокруг искрился драгоценными каменьями, и вся эта хрупкая ледяная красота была предназначена только для его глаз.

Сказка седьмая и последняя: Неосторожное слово

В которой все дороги находят свой конец, а узлы оказываются развязанными. Увлекаемый желанием решить разом все свои финансовые проблемы, Петр оказывается вовлечен в таинственное и опасное путешествие. Его исход зависит как от самого героя, так и от многих тайных соучастников его судьбы.

Петр проснулся от стука в дверь. Быстро удалявшийся голос проводницы сказал: «Поезд прибывает в Санкт-Петербург. Конечная!»

С трудом разлепив глаза, он осмотрелся: в купе стоял серый полумрак, через запотевшее окно пробивался тусклый солнечный свет. Петр попытался сесть, но тут же рухнул обратно: нестерпимая боль сжала голову, словно сетка из колючей проволоки.

«Блин, нахрена я пил… – с горечью подумал он. – Ведь знал же, что ничем хорошим не кончится. Хорошо еще, Маратыч свалил, носился бы сейчас по вагону и ржал как конь».

Осторожно перевернувшись на живот, Петр уперся руками в полку и медленно поднял себя как домкратом. К горлу подкатывала тошнота, голова кружилась, но, по крайней мере, он уже мог сидеть. В купе вновь постучались.

– Войдите! – хрипло отозвался Петр.

Дверь приоткрылась, и в проеме показалось лицо Ольги. Проводница ехидно ухмылялась:

– Доброе утро. Я смотрю, лечь вовремя не получилось?

Петр промычал в ответ что-то нечленораздельное.

– Может, чайку?

– Да, пожалуйста.

Ольга раскрыла дверь, исчезла и вернулась через минуту с пакетиком чая и подстаканником, полным дымящегося кипятка. Петр поблагодарил ее, с трудом вытащил кошелек из кармана джинсов и расплатился картой.

– До прибытия десять минут, – сказала проводница, выходя из купе. – Если что, в туалет пока очереди нет.

Петр рассеянно надорвал упаковку и кинул пакетик в стакан. Заварка красивыми узорами окрасила кипяток. Умываться в поезде он не собирался: его мутило от одной мысли, что предстоит чистить зубы перед трясущимся зеркалом. Лучше уж на вокзале или где-нибудь в городе.

Медленно выпив обжигающий чай, Петр засунул ноги в ботинки и стал ждать. Поезд ехал все медленнее, пока не остановился совсем. Раздался звук открываемых дверей, Ольга вновь прошла по коридору, выкрикивая: «Петербург!»

Петр оперся на столик, осторожно поднялся, надел пальто и шапку, накинул рюкзак и побрел к выходу. Несмотря на то что вагон был полупустым, у двери образовалась небольшая пробка. Грузная женщина с ребенком, кошкой и сумкой-тележкой никак не могла решить, кого или что опустить на перрон первым. При этом кошка орала на хозяйку, мать на дочь, а стоявший следом за ними престарелый бородач – на всех сразу.

Петр понял, что его вот-вот вырвет. Он развернулся и из последних сил пошел в соседний вагон. Несмотря на головную боль и тошноту, Петр краем глаза поглядывал в каждое купе, которое проходил. Не то чтобы он опасался встречи с Вадимом Маратовичем, но по возможности хотел ее избежать. В этом ему повезло: военного как будто и след простыл.

Петр неуклюже вывалился на перрон и вдохнул сырой питерский воздух. Лицо моментально обветрилось и начало мерзнуть. В левом ухе раздалась оглушающая мелодия «Гимна великому городу» из динамика. Петр почувствовал, что, если сейчас же не вырвется с вокзала, его либо стошнит, либо он потеряет сознание. Оббегая неспешных заспанных пассажиров, он добрался до конца перрона и устремился в арку, ведущую на Лиговский. Там, как всегда, стояла пробка из такси, замыкавшаяся в петлю на площади Восстания.

Петр перешел дорогу, нырнул в ближайший открытый двор, открыл оставшуюся с вечера банку «Балтики» и чуть отдышался. После пива стало немного лучше, но изначальный план все равно требовал корректировки. Ни о каком Русском музее и речи быть не могло: необходимо было окончательно протрезветь и привести себя в