Книга Брачное ложе - Клаудиа Дэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но все было совсем иначе, чем вчера.
Изабель видела, как пульсирует жилка у него на шее, как вода испаряется с его тела, превращаясь в легкий, еле видимый туман. Она закрыла глаза и крепко зажмурила веки: она подавит просыпающееся внутри ее желание тем, что не будет смотреть на него. Он обхватил ладонями ее лицо, и его мягкие губы коснулись ее виска. Теплое дыхание овеяло ее кожу. Совсем другое, чем отвратительное зловонное дыхание Адама. От Ричарда пахло очень приятно, его запах настолько понравился Изабель, что ей захотелось приникнуть лицом к его груди и вдыхать, нет, пить аромат его кожи. Но она не сделала этого. Это не входило в ее супружеские обязанности. Все, что от нее требуется, – это выдержать его близость, и именно это она и сделает.
– Как ты чувствуешь себя, Изабель? – спросил он. Даже не открывая глаз, Изабель чувствовала, что он смотрит на нее. – Наша близость не… не принесет тебе боли?
Она поняла, что он имеет в виду Адама. Но воспоминания об этом человеке потускнели, вытесняемые руками Ричарда, взглядом Ричарда, ароматом Ричарда. Все, что Адам ей оставил, – это давящее чувство вины. Ричард же заполнил собой всю ее и все пространство вокруг.
Но ему она в этом не признается.
– Нет, – ответила она, заставляя себя посмотреть на него. Ее глаза были холодными, а взгляд отчужденным. – Можешь продолжать, я готова.
Глаза Ричарда были такими темными, в них было столько боли и страсти, что Изабель быстро отвернулась, пока он не понял ее притворства.
– Нет, – выдохнул он. – Ты далеко не готова. Но я смогу это изменить.
Нетерпение, перемешанное с опасением, росло в ней с каждой секундой. Она не хотела, чтобы он менял что-то. Почему бы ему просто не раздвинуть ей ноги и не покончить со всем этим? Чего еще требовал от них супружеский долг?
Но Ричард не думал об обязанностях.
Она, его Изабель, была такой спокойной, спокойной и тихой. Она сдерживала себя, подобно пойманному соколу, посаженному на цепь: тихому, осторожному, подозрительному. Нетерпение, которое она проявляла на брачном ложе, будучи девственницей, сменилось холодностью. Эта женщина хотела только одного: чтобы все поскорее закончилось. Это он сделал ее такой, из-за него она изменилась.
Но он сумеет ее излечить.
Он хотел видеть прежнюю Изабель, ту, какой она была до того, как он сломал ее дух.
Она сидела на куске меха куницы, ее все еще влажные волосы ниспадали на плечи и спину, прикрывая обнаженное тело. Никогда еще она не выглядела такой хрупкой и такой желанной одновременно. И Ричард не мог понять по выражению ее лица, что она думает. Но он слышал боль в ее голосе: Изабель воздвигла внутри себя стену с целью защититься от него. Она всегда была открытой, как летнее небо в полдень – искрящаяся, солнечная, теплая. Теперь же она стала подобно ночи – темная, холодная и таинственная.
Да, он не знал, как говорить с этой Изабель, но все же и в ночи есть свои удовольствия: ночью на небе появляются звезды, такие знакомые и яркие. Он будет присматриваться к Изабель, изучать ее привычки и капризы, будь они темными или светлыми, и сумеет наконец найти путь к ее сердцу. Он не потеряет ее.
Больше не потеряет.
Он не может отдалить ее от себя еще больше – ведь она даже не смотрит на него.
Прекрасно, значит, он добьется ее внимания прикосновениями, и только ими. Даст Бог, у него все получится.
Он провел ладонью по ее волосам. Темные пряди были гладкими и все еще влажными на ощупь. Он поднял тяжелую темную гриву и, открыв шею и грудь, легко перебросил ее назад, отчего волосы каскадом разлетелись по спине. Но они покоились на ее обнаженной коже лишь мгновение, потому что Ричард снова собрал их и снова дал им упасть, и еще раз, и еще. Ее тело то скрывалось от его глаз, прикрываясь черным шелковистым водопадом, то вновь открывалось его взору. Он заставлял ее волосы извиваться в каком-то диком эротическом танце, который дразнил и возбуждал его.
– Твои волосы еще влажные, – сказал он.
– Как и твои, – ответила она, не открывая глаз.
– Нет, мои уже почти высохли. Потрогай сама, и ты убедишься в этом.
– Нет! – резко выдохнула она, пряча ладони между коленей.
Она не станет прикасаться к нему.
Но он будет трогать ее.
Он уронил ее волосы вперед, и их мягкие пряди закрыли ее нежные молочно-белые груди. Слегка завивающиеся концы легли ей на колени. Он позволил своим рукам, своевольным и упрямым, гладить ее волосы. Нежные пальцы провели сверху вниз, чувствуя хрупкость ее ключиц, мягкость полных грудей, гибкость талии… стук ее сердца.
– Твои волосы, – сказал он, поигрывая одной прядью, лежащей на бархатистой коже ее бедра, – твои волосы звали меня день за днем, месяц за месяцем, год за годом.
У нее перехватило дыхание, и она задрожала. Но не открыла глаз.
– Я молился, молился о том, чтобы ты убрала волосы. Заплела косу, сколола их чем-нибудь, закрыла платком, хоть как-то скрыла их от моих глаз. Но ты этого не делала. Откуда ты знала, что именно это приведет меня к погибели? Как ты сумела узнать меня так хорошо?
– Я не знала.
Ричард улыбнулся и провел по длинному локону кончиком пальца.
– Знала.
– Нет, я…
– Ты знала, как я хотел тебя, знала, что каждую минуту своей жизни в Молтоне и вне его я боролся со своим нежеланием отказываться от тебя. Отказываться от твоих взглядов, улыбок, прикосновений. Да, ты знала, как я хочу тебя. Ты слишком хорошо знала меня, чтобы не замечать моего отношения к тебе.
Он накрыл ладонями бугорки ее грудей, и она задохнулась, почувствовав, что ее соски напряглись и стали горячими под прохладным каскадом волос.
– Твои волосы почти высохли, – произнес он, лаская ее.
Изабель опустила голову и тихо застонала. Эти ощущения были совсем не похожи на те, что она испытала вчера ночью.
Ее муж больше не говорил, что должен делать то, чего ему не хочется. А ведь именно об этом она мечтала, именно так представляла себе близость с Ричардом. Даже слова, произнесенные им, разжигали в ней огонь. Разве не хотела она услышать от него, как он желает ее, все то время, пока она томилась в своих несбыточных мечтах? Такого нападения она выдержать не сможет. Она могла противиться очарованию Ричарда, когда он был далеко, но как все-таки прекрасно, когда он такой страстный, такой решительный, каким может быть лишь он один!
Но она должна сохранить свое сердце, не позволить причинить себе душевную боль, даже если пустит его внутрь своего тела. А это возможно, если только он поторопится и быстро покончит с этим. Это соблазнительное приключение может стать ее концом, даже если она не будет смотреть на него.
Он мужчина. Ни один монах не смог бы так смотреть на нее, так говорить с ней, так прикасаться…