Книга Черные ножи 2 - Игорь Александрович Шенгальц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но! Генрих не верил своим глазам, мехвод успел выбраться из переднего люка. От взрыва он отлетел далеко вперед, рухнув поломанной куклой на землю. Его комбинезон и волосы загорелись, но водитель, кажется, этого даже не осознавал. Он казался мертвым, но тут же дернулся и медленно начал подниматься на ноги.
— Да кто же ты такой, дьявол тебя дери? — пораженно прошептал Метерлинк.
Он сорвался с места, в несколько прыжков достигнув горящего танкиста. Тот уже успел встать на одно колено, хотя еще пару мгновений назад явно был неспособен к активным действиям.
Вот теперь Генрих вытащил пистолет, на мгновение подумав было просто застрелить русского, но любопытство пересилило, и он просто жестко ударил его в висок рукоятью пистолета, стараясь не убить.
Танкист упал, но Метерлинк еще секунд тридцать сомневался в том, что тот без чувств, ожидая, что тот вот-вот вновь зашевелится. Комбинезон мехвода все еще горел, волос у него на голове уже не осталось, вместо них багровело и пузырилось страшное пятно ожога.
Наконец, Генрих, который даже не думал, что может так кого-то бояться, решился и перевернул русского лицом к себе.
Он даже не удивился, узнав своего врага. Кажется, судьба все же повернулась к Генриху лицом, а не arschloch*, как в последнее время. Справедливость восторжествовала, как и должно быть. Бог все же на стороне Великой Германии, это очевидно!
*(нем.) Дырка в жопе.
Скинув с себя китель, Метерлинк быстро потушил огонь на одежде танкиста. Обгорел тот ужасно, но Генрих многое понимал в этом мире, и мог с уверенность сказать — русский выживет.
— Herzlich willkommen, mein sowjetischer Freund! — сказал Генрих. — Wir haben noch viel zu tun*…
*(нем.) Добро пожаловать, мой советский друг! Нам еще столь многое предстоит сделать…
Интерлюдия 3
Кто хотя бы раз ходил по коридорам Сенатского дворца знает, что там даже стены давят на психику с такой силой, что плечи сами собой сутулятся, взгляд упрямо опускается в пол, шаги замедляются, а мысли начинают лихорадочно бегать в голове. И волей-неволей начинаешь думать, не совершил ли чего такого, за что последует неотвратимое наказание, даже мелочь, которой ранее не придавал значения, внезапно становится важной и ключевой. А вдруг? Вдруг именно эта несуразица станет тем фактором, за который зацепятся и что тогда?.. Ничего хорошего — это точно. А уж какой именно способ выберут, чтобы избавиться от неугодного, не столь и важно. Вариантов множество: от немедленного расстрела в подвале, до отправки на лесозаготовки… тяжесть наказания строго в зависимости от степени вины. Справедливость на первом месте!
Поэтому, когда Лаврентий Павлович Берия шел по Кремлю к кабинету Верховного Главнокомандующего, даже в его голове нет-нет, а мелькало сомнение. Вдруг сегодня именно тот день, когда Иосиф решит избавиться от своего давнего компаньона и соратника. Предсказать и спрогнозировать мысли товарища Сталина было решительно невозможно, и даже министр Внутренних дел СССР не мог этого сделать, хотя знакомы они были без малого двадцать лет. Первая их встреча случилась еще в далеком январе 1924 года, когда Берия, на тот момент начальник секретно-оперативной части и заместитель председателя ЧК при Совете Народных Комиссаров Грузинской ССР, делал доклад лично Сталину о состоянии Троцкого, находившегося в подведомственном Берии Сухуми на лечении. Так совпало, но именно в те дни умер Ленин, и Троцкий в качестве Председателя Реввоенсовета должен был лично выступать на похоронах с речью… но он находился далеко, и на похороны вождя Революции не попал… отосланный на лечение. И кто знает, как пошла бы история, окажись он все же на тех похоронах.
Лаврентий Павлович отмахивался от подобных мыслей, как от чумы, все двадцать лет, но время от времени они все же посещали его. Ведь так называемое «политическое завещание Ленина» так до сих пор и не нашли, оно исчезло в первые же сутки после его кончины…
Кабинет Иосифа Виссарионовича находился на втором этаже и, несмотря на внушительные размеры — сто пятьдесят квадратных метров, — был обставлен крайне лаконично. Обшитые деревянными панелями из карельской березы стены, высокие дубовые двери, массивные стол, на котором никогда не было ничего лишнего, лишь то, что требуется для работы: стопка бумаги, чернильница, перьевая ручка, несколько телефонов. Для естественных потребностей организма обязательный стакан с чаем и графин с водой, рядом с которым стояла массивная пепельница. В углу до сих пор стояла печь, которую прежде топили дровами, но в конце тридцатых в Кремле появилось центрально отопление, и нужда в печном отоплении отпала.
Берию ждали и пропустили сразу, и даже бессменный секретарь вождя — Поскребышев, лишь коротко кивнул, не задавая никаких вопросов.
Сталин сидел за своим столом в дальнем конце кабинета и, по своему обыкновению, работал. В пепельнице дымилась «Герцеговина Флор» — любимая марка папирос. Часто Сталин набивал этим табаком трубку, курить которую ему нравилось больше.
Берия терпеливо топтался у входа, не решаясь сообщить о себе. В глубине души он был абсолютно уверен, что вождь его давно заметил, и попросту не подает вида, играется, забавляется по собственному обыкновению. Но Лаврентий Павлович знал, что скоро эта забава ему наскучит. И правда, не прошло и пары минут, как Сталин поднял на него глаза и негромко произнес со своим характерным грузинским акцентом:
— О, Сыщик, а я как раз жду тебя! Проходи, чего там мнешься?..
Это прозвище Лаврентий получил от товарищей еще в сухумском училище, и откуда узнал об этом Сталин, он понятия не имел. Впрочем, Иосиф был крайне широко информирован. В его круг интересов входило, казалось, абсолютно все. Поэтому Берия даже не удивился, а лишь кивнул и подошел ближе, подумав про себя, что хорошо еще, Иосиф не знает о второй кличке, данной теми же одноклассниками — «Змея» — за случай, когда он притащил ядовитую змею в класс и пытался ей убить своих тогдашних обидчиков. Тогда не получилось.
К столу были придвинуты несколько стульев, но присесть Сталин не предложил, а самовольно делать это Лаврентий Павлович не стал.
— Докладывай, с чем пришел!
И Берия, так и оставшись на ногах, начал свой рассказ. История была странной и таинственной — тем она и заинтересовала народного комиссара. Все началось в один из первых дней сентября, когда к нему с личной просьбой обратился генерал-лейтенант Родин, командующий 30-м Уральским добровольческим танковым корпусом. Однажды генерал нашел на переднем сидении своей
