Книга Песенка про любовь - Юлия Гойдт

увидела, что это французская версия издания. Я тут же забыла о них. Журнал у меня снова отняли, и я это позволила. Выпила вино и повела взглядом по комнате.

Переживательный день выбил меня из колеи, поэтому я и не заметила ничего сразу. Во-первых, был выключен монстр. Во-вторых, в углу на кресле лежала подозрительного вида серая пыльная ветровка. В-третьих, покрывало на кушетке было смято так, будто на нём лежали. Этого мне хватило. Я извлекла из своего рюкзачка мобильник и набрала номер. Вот только ничего не изменилось. Абонент опять оказался недоступен.

Я прижала кулак с мобильником ко рту, раздумывая, не позвонить ли Харькову. Решила, в конце концов, что это плохая идея. А вдруг он скажет, что это был миг, и мы разминулись с Серёжкой. Не-ет, мне требовалась уверенность или, по крайней мере, твёрдая надежда хотя бы на последние пару часов. Чтобы задобрить судьбу, я отправилась на кухню и принялась за готовку.

Постепенно вся толпа перебралась ко мне.

— Ты зачем? — неуверенно спросила у меня Лариса.

— И правда, что за блажь? — небрежно поинтересовался Юрка.

— Успокаивает, — процедила я сквозь зубы.

В результате мы чуть не опоздали к жеребьёвке. Тянуть шар пришлось мне. Номер нам попался предпоследний. Это было плохо, как сказал Суворин, можно было переволноваться и перегореть. Деловитый общественник Колька, который нарезал вокруг нас круги, тут же загорелся и предложить задействовать какие-то связи, чтобы всё переиграть.

— Николай, — веско сказал Юрка. — Не позорь нас!

Колька заюлил и куда-то смылся. Перед Юркой он робел. Да и вся наша группа поддержки, состоящая из младшекурсниц, смотрела на Маркова квадратными глазами и давилась слюной. Юрочка был хорош сейчас в романтической шёлковой блузе и шёлковых же клёшах. При этом все уже знали, что наша защита прошла на ура. Да и сам факт сборища научной общественности страны по нашему поводу не на шутку взбудоражил факультетский народ. А теперь ещё и конкурс…

Я поухмылялась про себя и отправилась искать место, откуда можно было бы видеть другие выступления. Суворин вопил мне вслед, что не надо этого делать, вот только из двух зол, одним из которых был он сам, я решила выбрать меньшее.

В общем, у всех мозги сработали так же как у меня, все делали вещи контрастные в сравнении с прошлогодним фурором филологинь. Мне понравились математики. Не мудрствуя лукаво, они соорудили патриотический постановочный номер. Вальс «В лесу прифронтовом». Массовка. Одна работающая пара. И соответствующие декорации. У меня над ухом задышали. Я покосилась через плечо.

— Ну как? — спросил Шнайдер.

— Приз ваш, — с уверенностью сказала я. — Да ещё ребята хорошо работают. Вальс безупречен.

— Юрка-то, — сказал Шнайдер. — Прям звезда балета…

Он заржал.

— Подойдёшь к нему с этим — убью, — пообещала я. — После конкурса хоть заприкалывайся! А сейчас исчезни лучше!

— Грубая ты, Гаймуратова! — с удовольствием сообщил мне Ромка и пошёл навстречу своим, которые закончили выступление.

Потом были ещё несколько вальсов, кадриль, сиртаки… Танго тоже имело место, причём под неожиданный «уголовный» шансон. Впрочем, эта вещь давно уже считается классикой.

«Не печалься, любимая, за разлуку прости ты меня.

Я вернусь раньше времени. Дорогая, прости.

Как бы ни был мой приговор строг…»

Работало несколько пар. Ребята были одеты в стиле героев «Дети Арбата». Идея выглядела понятной. Но я сильно засомневалась, что жюри одобрит. Так оно потом и вышло.

За два номера до нас меня снова зацепил Суворин и насильно влил в меня алкоголь. Я от души врезала ему по ногам.

— Вот обожди, — злобно сказала я. — Приедет Серёжка, от тебя мокрого места…

Суворин протяжно засвистел, а я примерилась повторить пинок. Артём увернулся. Я глянула на своего партнёра. Юрка был пятнистый от волнения и какой-то отрешённый. Такой он мне был не нужен. Пришлось пойти на жертвы. Я подошла, сильно прижалась и изобразила поцелуй изнемогающей от страсти любовницы. Марков очнулся и так сдавил мои рёбра, что внутри у меня что-то сместилось и хрустнуло. Ели-пали…

— Куда? — процедила я, заметив, что он вообразил невесть что. — Наш выход!

Музыки ещё не было, но на заднике возникла световая декорация нашего номера. Это был берег моря. Волны накатывались, казалось, прямо на сцену. Это пол так бликовал. Мне понравилось. Потом пошли первые такты минусовки «У моря, у синего моря…» Я начинала. Выметнулась на сцену и принялась рисовать свои дорожки. Было так классно в этом свете. Боялась я только одного, что Юрка опоздает со своим вступлением или вообще струсит. Но когда пошла собственно песня — я выбрала агутинский вариант исполнения — Юрка возник рядом, причём достаточно эффектно. Мы сорвали аплодисменты.

Сам номер длился положенное по регламенту время, но из-за стремительности мелодии и ритма казался очень коротким. Этого я, собственно говоря, и добивалась. Когда после выступления мы на несколько секунд замерли перед поклоном, наступила такая гробовая тишина, что я услышала тихий шёпот Маркова.

— Какой позор, — пробормотал он.

Но вот пошёл поклон, а с ним зал взорвался аплодисментами. Наши бесновались с флагами и лентами. Это было понятно. Все поддерживали своих. Но в других секторах тоже хлопали весьма активно. Я улыбнулась в зал и потащила ошалевшего Юрку за кулисы.

— Вух! — громко сказал он. — Я уж думал конец мне…

Что он имел в виду, я так и не узнала, потому что на нас налетела толпа, состоявшая из группы поддержки и ещё какого-то народа. Откуда-то взялась сирень, целое море сирени всех цветов и оттенков. Я никак не могла отдышаться. Мне было жарко, и до смерти хотелось пить. Я оглядывалась в поисках своей одежды, потому что знала по опыту, что через пять минут уже начнёт прошибать ознобом. Но Лариска с моими джинсами и пуловером куда-то запропастилась!

Я снова повела взглядом и увидела его. Серёжка в небрежной позе прислонился к какой-то стремянке, очень светлый в сумраке кулис. Он опирался локтем на ступеньку, а из кулака у него свисал пучок маргариток. Он не забыл про мои любимые цветы! Ура! И он вернулся!!! Яростно выдираясь из чьих-то объятий, я кинулась к нему. Была поймана на полпути и закутана всё в ту же серую ветровку.

— Браво, энаморада, — пробормотал он.

Я выпростала руки из-под ветровки и самозабвенно повисла на нём. Слов у меня не было никаких, мысли вымело из головы невероятным ураганом. Недавняя злость и лихорадка переплавились в немыслимое счастье до неба.

— Пошли отсюда, — сказал Сергей.

Я кивнула. Да, скорее отсюда! Я так устала, я была так рада. Я хотела только домой. Только