Книга 40000 лет назад - Дед Скрипун

сиянием томных глаз, гордо вскинула упрямый подбородок, махнув искрами золотых кудрей, рассыпавшихся по плечам, и заговорила грудным красивым голосом, произнося слова, по слогам, словно первоклассник, читающий книгу.

— Как смел ты смертный, остановить меня, дочь бога, Инглию (дочь бога солнца, Ярило). Отойди, и не мешай мне уничтожить этот сгусток тьмы. Я охочусь за ним уже сто пятьдесят шесть лет, и вот, когда уже практически добиваюсь цели, появляешься ты, и вмешиваешься, спасая это порождение мрака. Уйди с дороги.

Федогран упрямо мотнул головой и крепче сжал меч.

— Что?!! — Из глаз дочери бога вырвались лучи направленного в лицо Федограна света, ослепив парня. Губы сжались в зловещую нитку. Сейчас она ударит всей своей божественной мощью, сметя это упрямое препятствие на пути к цели.

— Я не могу позволить тебе его убить. Он единственный, кто может мне помочь спасти друзей. — Сощурившись, воин упрямо сдвинул брови к переносице и выставил меч острием в грудь девушки. — Тебе придется сначала убить меня.

— Убить тебя? Это очень легко сделать. — Она рассмеялась так, что у Федора по спине побежали мурашки. — Но будет несправедливо, сжечь яростью того, кого обманули! Тьма никогда не помогает, она на это не способна. Ты слишком доверчив, воин. Отойди в сторону, и не мешай. Тебе приказывает богиня. — Девушка сделала шаг вперед коснувшись грудью жала меча, которое от этого прикосновения полыхнуло пламенем, но не расплавилось, а впитало божественный огонь в себя словно губка. — Инглия недоуменно опустила глаза на оставшимся целым оружие, и вновь подняла, посмотрев растерянно в лицо нашего героя. — Кто ты Богатырь?

Ответить Федогран не успел.

— Ты опять своевольничаешь, несносная девчонка. — Шкворчащий, словно на разогретой сковородке, голос прозвучал неожиданно громко, сразу со всех сторон, словно само пространство заговорило, со стоящими напротив друг друга противниками. За спиной Федора заскулил Коломрак:

— Это конец.

— Отец. — Девушка подняла к небу голову. — Я поймала Мора, а этот смертный не дает его убить.

— Ты снова вмешиваешься в жизнь мира Яви, нарушая баланс, и раскачивая кромку. — Зашипел раздражением голос. — В последний раз такой поступок привел к жесточайшей войне на земле, и ссоре богов. Если ты не уймешься, мне придется наказать тебя и запереть на пару веков в черной материи. Не зли меня дочь.

Этот богатырь делает то, что еще никогда не делал ни один смертный. Он соединяет все три разделенных кромкой сущности Яви, Нави и Прави, в единое нитью своей судьбы. Ему благотворят все боги и духи, в которых еще остались ценности этой вселенной, завещанные самим создателем мирозданья — Родом. Его поддерживают и Морена, и Перун, и Яровит, и даже я — Ярило. На него возложены все наши надежды. Не смей мешать ему на пути.

— Но отец!

— Я все сказал. Немедленно возвращайся, я с тобой поговорю в чертогах, нечего тешить уши смертным нашей ссорой. — Девушка недовольно фыркнула, и мгновенно исчезла, став лучом света. Она беззвучно унеслась к солнцу, растворившись в сиянии, словно ее и не было никогда.

— Фух. — Выдохнул сзади облегченный вздох. — Я думал это конец, и что меня сейчас развоплотят. — Колобок мрака беззвучно выкатился вперед, и посмотрел в глаза Федора. — Я понимаю, что ты это сделал не из дружеских чувств, и уж тем более, из-за любви ко мне, но все равно спасибо. Отныне я твой должник.

Федор вытер пот со лба, внимательно рассмотрел изменившийся меч, в котором, словно под стеклом, бушевало пламя, осторожно коснулся его, ожидая ожога, но почувствовал лишь могильный холод, вложил в ножны и взял Чепрака под уздцы. Постоял немного задумавшись, и неторопливо повернулся к Коломраку.

Тот с затаенной надеждой следил за его действиями немигающим взглядом. Он видимо ожидал радостной реакции, от парня: «Как же, сам представитель тьмы теперь ему должен». Но не дождался, лицо парня не выражало никаких чувств, словно ничего и не произошло, словно не было сверкающей богини, не было противостояния с ней и голоса самого солнца из великого «неоткуда». Ответ его прозвучал спокойно и устало:

— Я не верю тебе, Мор. Не сотрясай просто так воздух пустыми клятвами. Показывай, куда надо идти. У меня нет времени. — Он отвернулся и пошел прочь от застывшего в недоумении кромочника. Тот подождал немного, и словно очнувшись, догнал воина и молча покатился рядом у ног, уже не убегая вперед, и лишь показывая направление.

Ближе к вечеру пришли в березовую рощу. Светлый воздушный лес, на фоне медленно темнеющих гор, белые мерно покачивающиеся от легкого, теплого, летнего ветерка стволы деревьев, все вроде бы как обычно, но что-то не так. Скорбь чувствуется в идеалистической картине. Тревога витает в воздухе. Федор почувствовал это сразу. Такого с ним никогда еще не было. Что-то изменилось в последнее время. Изменилось само восприятие им окружающего мира. Он не понимал, что это такое, пытался разобраться, копаясь в душе, но ничего не получалось. Он с тревогой огляделся.

— Что?.. Чувствуешь?.. — Усмехнулся Коломрак. — На то ты и богатырь — человек с богом в душе, с триединым, в сущности. Это только вы людишки думаете, что богатырь, это только воин сильный да непобедимый, мышцей могучей-наделенный, а на самом то деле богатырь— это тот, кто видит истину, кто бога чувствует, в этом его главная сила и мощь. Поймешь еще, что к чему. А сейчас иди в глубь рощи, и позови мавку, скажи ей, что от сестер привет привез, и что в беде ее помочь сможешь. Да коня тут оставь, без надобности он там. Только нервничать будет да мешать.

Федор привязал Чепрака к ближайшему дереву, и пошел. С каждым шагом напряжение росло, появилось легкое ощущение тревоги, но не его, кого-то другого, невидимого, оно витало в воздухе, и нарастало все сильнее и сильнее, чем дальше он заходил в лес. Когда это чувство стало невыносимым он позвал.

— Березения. Я привез тебе вести от сестер, они беспокоятся. Они прислали меня, чтобы я помог в твоей беде. Выйди, поговори со мной.

Легкий ветерок, словно вздох пронесся по кронам, воздух задрожал, пробежав мелкой рябью, и из ствола, напротив, вышла девушка с грустными голубыми глазами. Материализовалась легким облачком из белоснежного дерева. Изможденное лицо и капельки слез, с слегка зеленоватым отливом, в уголках глаз, будто кричавшие о ее горе застыли на длинных светлых ресницах. Легкая полупрозрачная шаль, прикрывающая белоснежное обнаженное тело, слегка колыхалось на ветру, играя крапинками березового рисунка, а неуложенные пряди белокурых волос, спадающих на оголенные плечи, придавали аристократическому лицу своеобразный шарм домашнего уюта и ласки. Она была