Книга Талисман Империи - Георгий Григорьянц

сокол, посмотри за углом, нет ли злодеев!

Подняв факел над головой, солдат, озаряемый редкими сполохами на небосводе, зашагал, куда сказали, а когда возвращался, раздался раскат грома и молния, яростно полыхнув, ударила прямо в его металлический шлем. Воин свалился на землю. У Августа, наблюдавшего жуткую сцену, кольнуло сердце, в ужасе он посмотрел на Прокула, который тут же выслал группу солдат принести бедолагу.

– Он жив! – закричал один из гвардейцев.

Когда солдата с почерневшим лицом и дымящейся одеждой, но живого и смущенного, принесли на крыльцо дома, все склонились над ним в благоговейном почтении: по римским представлениям человек, выживший после удара молнии, приобретал славу божественного избранника.

Август распрямился, гордо поднял голову и надменно произнес:

– Ты в гневе страшен, Юпитер, я твой смиренный раб, но оковы мои сброшены!

Глава 30

Тиберий, оставшийся единственным достойным претендентом на абсолютную власть, был вызван в Рим. Убывая с Родоса, он приказал Лоллию и Гекате, не жалея золота, найти Палладиум и доставить императору, в противном случае оба будут казнены.

Бедный Лоллий пил беспробудно. Геката нервно расхаживала по дому, упрекая компаньона:

– Лоллий, в тебя вселился демон. Если не прекратишь выпивать, нас обоих повесят на рее.

– О, дорогая! Непосильная задача кажется разрешимой только после двух бокалов вина.

Геката раздраженно заметила:

– В твоей голове давно должен созреть план, как завладеть талисманом.

– Да, план есть. – Лоллий развалился в кресле. – Золота хватит подкупить всех аристократов в этом городе. Мы организуем мятеж, который легко устранит власть царицы Эрато навсегда.

«Создадим оппозицию царице, и мирной жизни в Армении больше не будет никогда, – думала Геката. – Даже если мятеж подавят, я сумею воспользоваться неразберихой и, проникнув в секретные хранилища дворца, завладею статуей».

– Вот что, Лоллий! Начинай действовать. Желаешь преуспеть – подними свой зад с кресла.

Караван верблюдов с товарами из Китая входил в крепостные ворота Арташата. Погонщики, вооруженная охрана и торговцы, всего не менее десяти человек, заплатив пошлину, завели верблюдов в загоны, принесли воду и подстилки из сена, разгрузили товар и собрались на постоялом дворе. Караванвожатый, убедившись, что посторонних нет, снял повязку с лица. Это была женщина, Муза Парфянская, как всегда стройная и царственная, воинственная и решительная. Император Август в своем письме просил ее лично заняться вопросом священной статуи, и, собрав отряд сорвиголов, Муза инкогнито прибыла в армянскую столицу с целью добыть реликвию.

– Как только стемнеет, – говорила она, – выдвигаемся к дворцу. Разделимся на три группы. Цель – проникнуть в подземелье и найти небольшую деревянную статую Афины Паллады.

– Царица, а что делать, если армяне окажут сопротивление? – поинтересовался бородач.

– Не церемоньтесь, главное – статуя.

– Государыня, – произнес крепыш с лысой головой, – в городе неспокойно. На базаре все кричат, проклинают царицу Эрато.

– Это нам на руку. Под завесой хаоса проще проворачивать делишки.

В городе начались волнения. Вахинак пустил слух, что царица Эрато повелела принудительно взимать с граждан половину доходов, полученных за пользование земельным участком, а владельцы плантаций фруктовых деревьев платят налог по тройной ставке за каждое дерево – все на вооружение армии. Базар шумел: «Уже несколько семей наказано: применялось избиение, конфискация имущества, отправка в тюрьму жены, отобрание детей; грядут казни», и молва передавалась из уст в уста, люди возмущались и плакали, кто-то призывал к бунту. Родовая знать, обогатившись римским золотом, недовольная либеральной политикой царицы и желая запустить механизм дележа царских земель, вооружала крестьян и мастеровых, подогревая смуту. К вечеру толпа ринулась штурмовать дворец.

Царица Эрато, глядя из окна спальни на зарево пожаров, зарождающийся мятеж, массовое помутнение сознания и агрессивную толпу у ворот, думала о невозможности выполнить свою миссию – изменить сердца людей, увести их от несчастий, объединить в единую нацию. Хороший правитель видит масштабы и глубину перемен при движении страны к процветанию, знает, куда двигаться дальше, и вдохновляет людей на решение проблем, но, видимо, для всего этого требуется время. Времени у царицы совсем не осталось.

Армейские подразделения оцепили дворец. Пока мятежники ограничились оскорблениями и препираниями, бросая в солдат камни, но царица понимала, что враги не преминут воспользоваться ситуацией, чтобы свергнуть ее с трона. В жестокой реальности она объективно видела границы своих возможностей и, сохраняя беспристрастность, понимала, что у армии тоже есть предел прочности, что приказ военному гарнизону идти против своего народа никогда не отдаст, что лучше уйти, чем пролить кровь, однако жалость и сочувствие ей не нужны.

Гатерий вместе с Баграмом организуют защиту дворца, а она оберегает сына. Подойдя к люльке, подвешенной на цепи к потолку, взглянула на своего малыша: Петрос61 безмятежно спал. Светлое материнское чувство переполняло восторгом душу, но нежность и ликование перемежались с обидой и грустью. Обратившись к статуе богини Анаит, покровительницы армянских царей, она подняла глаза к бронзовому лику фигуры и стала шептать молитву. Ее прервал голос:

– Что, царица, печалишься о расставании с властью?

Эрато резко обернулась. У люльки стояла Муза в черном облегающем костюме с кинжалом в руке.

– Не смей трогать моего ребенка! – потрясенно проговорила Эрато.

– А то что? – Муза нарочито ткнула кинжалом в люльку. – Вот что, красавица. Забирай ребенка и веди меня в хранилище, где прячешь Палладиум, и все останутся живы.

– Никогда в жизни ты не получишь реликвию! – Упрямый нрав Эрато выказывал пренебрежение опасностью.

– Я заполучу, что хочу, с тобой или без тебя! – Муза замахнулась кинжалом на ребенка.

В спину ей уперся меч Гатерия:

– Брось кинжал!

Уронив оружие, Муза медленно опустила руку.

– Ты чувствуешь себя неуязвимой, – сказал Гатерий, – но мой меч разит с быстротой молнии. Не хочу, чтобы Парфия лишилась столь блистательного правителя. Милая Эрато, принеси веревку.

Изощренной в боевых искусствах Музе потребовалась секунда, чтобы с силой ударить по люльке, оттолкнув юношу, и броситься к окну. В проеме окна, злобно посмотрев на царицу, она исчезла. Гатерий лишь увидел, как веревку со злодейкой спешно подтягивали кверху два ее подельника.

С группой налетчиков Муза бежала по крыше дворца к вентиляционному отверстию. Каково же было ее разочарование, когда увидела, что отверстие замуровано. Скомандовав мужчинам свесить веревку вниз, она, упираясь ногами в стену, добралась до второго этажа и влезла в окно.

Толпа бунтовщиков напирала, прорываясь к воротам высокой каменной ограды, окружавшей дворец. Солдаты оттесняли шедших на приступ, не применяя оружие, но делать это становилось все труднее и труднее. Стоял гвалт, раздавались выкрики: «Смерть Эрато!», подосланные провокаторы призывали к штурму.

Муза шла по обезлюдившему дворцу, разыскивая вход в подземелье. Остановившись перед залом приемов, она распахнула золоченые дверные створки и шагнула внутрь. Продажный Вахинак как-то упоминал, что одна из тайных дверей, ведущих в подвальные помещения дворца, находится именно здесь. Сделав несколько шагов по освещенному светильниками залу, почувствовала опасность и настороженно остановилась. Неторопливо развернула голову и увидела Гекату – давнюю соперницу в эффектном красном облегающем