Книга Гремучий Коктейль 3 - Харитон Мамбурин

—Ты дура?— я криво усмехнулся, продолжая удерживать Щит обеими руками,— Ты обвиняешь людей в том, что у них есть честь? Жалкая беглянка, устроившая бойню среди мирных жит…

—Молот Ингланда!

Меня снова протащило метров на пять назад, что было сущей ерундой по сравнению с ударом, пришедшимся в Щит. Теперь обе руки еле-еле двигались. Поднять гримуар стало настоящим испытанием.

—Ты слишком молод, сопляк, ты слишком высоко и быстро взлетел…— шипела женщина, вновь приближаясь ко мне,— Ты что-то слышал о Сильверхеймах, но так и не понял, кто мы. Кто я. Ты никто по сравнению с величайшим родом этого мира! Жалкий босяк, игрушка императора, пес на его службе! Бояре, ха! Да у меня в поместье даже слуги знатнее твоей жены, наглый мальчишка! Хотя… ты каким-то образом смог пробить две десятицепных защиты… Надо будет узнать, что еще может твой гримуар.

—Тебе не дадут этого сделать, Сильвия Сильверхейм, леди Великого Дома… или мне лучше стоит сказать — жалкая слабачка на побегушках у сопляка Дария, м?

Последнюю половину фразы Фелиция, стоящая со скрещенными руками и ухмылкой на лице, проговаривала в лицо развернувшейся на месте как кошка Сильвии.

—Ты…— промямлила знатная аристократка, делая шаг назад, ко мне.

—Фелиция Краммер дель Фиорра…— начала склоняться в реверансе ехидно улыбающаяся даймон, но я её перебил, вызывая гримасу ужаса на лице брюнетки.

—Шар Ашара!

Нехорошо отправлять в забвение единственного, кому ты точно веришь.

Нехорошо обманывать своего даймона, так и не успевшую понять, что моей молнией щитов Сильверхейм не пробить никак. Ничем кроме последнего аргумента.

А еще, наверное, совсем нехорошо бить в спину.

Но, знаете? Мы, люди — все сволочи. Когда нам надо, то нахрен летят все понятия чести, достоинства, совести. Мы идем к цели, перемалывая на пути всё. Мы протягиваем руку к желанному, не замечая, сколько цветов топчем. Поэтому из моих рук вырывается полупрозрачный шар, так похожий на мыльный пузырь. Срывается и летит в спину Сильверхейм. Нечто, чему плевать на законы мира, законы магии… да вообще на все.

—Нет!— только и успела крикнуть моя брюнетка, перед тем как…

Шар не долетел до своей цели где-то полтора метра. За спиной у Сильвии возник рыцарь в полном боевом облачении, с сияющим белым паром, исходящим из всех щелей его глухого шлема. Он, без оружия и щита, просто протянул руку вперед, ловя Шар. А еще успел предостерегающе крикнуть:

—Сильви!

Это был её даймон. Легко определить, когда из рыцаря, а заодно из удерживаемой аристократкой чернокниги прут… цветы. Много цветов, мелких таких, очень ярких, с одуряющим запахом. Быстро-быстро так прут, как будто фарш из мясорубки… если представить, что сама мясорубка по ходу выброса фарша в него и превращается.

А затем она обернулась, оглушенная, потрясенная, растерянная, бормочущая что-то о каком-то «Каденсе». Не обращающая больше никакого внимания на сидящую на жопе Фелицию, отчаянно орущую про некоего Кейна и что же он, собака такая, наделал.

Мы встретились взглядами. Я ухмыльнулся, роняя измордованные руки вниз, вдоль тела, и поднимаясь на ноги.

Шаг. Второй.

Еще один.

Нет книги? Нет даймона? Нет магии.

Нет защиты.

Рук у меня, можно сказать, тоже нет, но ничего. Либо молнией в лоб дам, либо зубами загрызу.

—Нет…— бормочет Сильвия, вновь отступая назад,— Как… как же так? Ты же…

—Молнии?— ухмыляюсь я, кратко окутываясь паутинкой мелких разрядов,— Красиво, правда? Я…

Хочу наврать ей о редком таланте имения аж двух Метод, ну, чтобы выиграть время, но не успеваю, потому Сильвия делает единственно правильный с её точки зрения вывод.

—Ты не Сильверхейм!— кричит она, выпуская в меня с двух рук самый настоящий ураган белого серебристого инея,— Сдохни!!

Много кто бы сдох, но не я, не Юджин Соларус, Дайхард Кейн или, всё-таки, Юджин Сильверхейм. Методы родовичей не вредят друг другу. Да, этот жуткий воющий туман, моментально сдувший с земли траву и покрывающий все вокруг паром и льдом, за одну секунду превратил мою одежду в осыпающиеся хлопья, но навредить больше? Не-а. Я ощущаю от родственного Лимита лишь приятную, чуть покалывающую прохладу, а значит — ковыляю в этом ревущем белом тумане, родившемся из перепада атмосферы и воздействия Лимита, вперед. Туда, где уже различима физиономия Сильвии, понявшей, что мы, как бы, родственники… но очень ненадолго.

—Н-нет…— растерянно и жалко лепечет леди, увидевшая голого меня,— Н-н-нет…

Она, прекратив подпитывать родовую магию, делает шаг назад, затем еще один, не отводя глаз, а я шагаю к ней во всем этом приятно-прохладном тумане. Пора опускать занавес.

—Каденс! Где ты?!— вскрикивает женщина, бодро отпрыгивает, а потом, развернувшись, припускает от меня куда подальше!

А вот этого в планах не было, я ж не угоню…

—Кара тёмного покрывала!— кричит откуда-то из-за тумана один очень знакомый голос. Тьма окутывает Сильвию, заставляет взвыть нечеловеческим голосом, упасть на колени, высовывая язык и отчаянно быстро растирая глаза. Я ей почти сочувствую, детские наказующие заклинания у Терновых — лютый ад.

Кристина вышагивает сбоку, за пределами туманного холода, который напустила Сильверхейм. Моя супруга идёт, прижав к плечу и щеке приклад автомата, начиная его использовать по назначению. Одиночные выстрелы идут один за другим, пробивая тело и голову знатной аристократки насквозь. Жена стреляет очень размеренно, тщательно целится, но вовсе не замечает того, что пациент давно мертв и никогда не будет жив. Она стреляет, Фелиция рыдает, я, голый как дурак, сижу на жопе в тумане и с неработающими руками, боясь привлечь внимание разозленной супруги, превращающей противницу в дуршлаг.

Мне тоже хочется рыдать. Слегка. Вот из-за этой высокомерной тупой дряни я лишился себя самого. Куда более умной, опытной и волевой версии. Лучшего советчика и друга в жизни. А еще пробудил гримуар, что бы это не значило. И что получил взамен?

…тупую мёртвую бабу, которую сейчас пинает моя жена. Ну ладно, трех баб. Два трупа и одну, отданную Синдикату.

Это не стоит даже осколка ногтя лорда Алистера Эмберхарта.

—Может, уже прекратишь издеваться над ней?— спрашиваю из рассеивающегося тумана я свою сильно заплаканную жену, примеряющуюся прикладом автомата к покойнице,— Мне бы тут помощь пригодилась…

Гм, всё-таки у моей жены потрясающе большие глаза. Иногда. А вот бегает она хуже Фелиции, которая сейчас, завывая как триста тридцать три гиены, бросается на меня, начиная колотить ногами и руками. Недолго, всего лишь секунд пять перед тем, как её в воздух за шкирку поднимает…

—Ч-чего?!— давлюсь удивлением я, глядя на огромную, особенно с моей сидящей точки зрения фигуру, распрямляющуюся с удерживаемой даймоном, тоже впавшей в тотальный афиг. Ну и супруга, поскользнувшаяся на льду и рухнувшая мне на грудь, тоже прилагается.