Книга Сайберия. Книга 4: Пожиратель - Владимир Сергеевич Василенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отца Серафима было видно издалека. Он стоял на крыльце храма, одетый в длинную чёрную рясу, и приветливо кивал прихожанам, время от временя осеняя их крестным знамением. Он был высок, поджар, а из-за внушительного крючковатого носа и длинной подвижной шеи похож на орла. Сходство усиливалось из-за белых, как снег, волос и таких же белых бровей, сошедшихся к переносице и делающих его взгляд пронзительным и суровым.
Возраст священника было сложно определить с ходу — хоть и старик, но далеко не дряхлый, стоит прямо и твёрдо, и в целом в движениях чувствуется скрытая сила. И неудивительно — сквозь него, пересекаясь и соединяясь с храмом, проходят десятки призрачных нитей. При этом он не нефилим. Даже, кажется, не Одарённый — я не вижу ни Средоточия, ни других характерных узлов в его тонком теле. Да и само тонкое тело выглядит… необычно.
Я пока не сталкивался ни с чем подобным, и не знал, как реагировать. Путилин и Белла шли, как ни в чём не бывало. Хотя, пожалуй, у нашей пленницы тоже в душе что-то зашевелилось — эмоциональный фон заметно сменился. Но вот меня по мере приближения к храму начало трясти не на шутку — чувство тревоги и дискомфорта нарастало с каждым шагом.
Албыс, вырвавшись наружу, повисла в воздухе рядом со мной и испуганно озиралась — растрёпанная, с вытаращенными глазами.
— Не входи туда, Пересмешник! — прошипела она. — Не входи, слышишь⁈
Отец Серафим, завидев в толпе Путилина, приветственно кивнул и отошёл от дверей храма, не торопясь спустился по ступеням. Мы встретились у крыльца. Путилин подошёл первым, учтиво поклонился, подождав, пока священник перекрестит его.
— Эта та женщина, о которой я говорил, — произнёс он. — Необходимо укрыть на какое-то время.
— Не беспокойся об этом. Здесь, на святой земле, ей ничего не будет угрожать.
Голос у отца Серафима оказался неожиданно мощный, глубокий, отзывающийся внутри едва заметной вибрацией. Его хотелось слушать, внимая каждому слову. Я невольно снова прищурился, пытаясь разглядеть в нём признаки Одарённого. Но нет, по всем признакам — обычный смертный…
— Откровенно говоря, я больше опасаюсь той угрозы, что несёт она сама.
Священник покивал, окидывая Беллу внимательным взглядом. Протянув руку, отодвинул немного край рукава, обнажая металл кандалов на её руках. Неодобрительно покачал головой.
— Синь-камень… Думаю, это лишнее, мой друг. Эти оковы заставляют бедняжку страдать.
— И поделом, — буркнул Путилин.
— Да, может, попробуете снять их, святой отец? — жалобным голоском, но с явным сарказмом в голосе отозвалась Белла. — Я была бы вам очень благодарна!
— Чуть позже, дочь моя, — серьёзно ответил отец Серафим. — Пока ты не готова. Вижу, душа твоя изъедена ядом сомнений и земных страстей. Тебе нужен покой и свет. Проходи за мной в храм, помолимся вместе.
— Мне в ваших церквях делать нечего!
— Церковь церкви рознь. Это не простой храм. Ему уже три века, место старинное, намоленное…
— Вы меня не поняли. Я католичка.
— Это совершенно неважно. Перед Господом все едины. И каждая заблудшая душа найдёт здесь своё пристанище.
Говоря это, он почему-то смотрел на меня. От взгляда его пронзительных серых глаз, похожих на кусочки подтаявшего льда, мне стало не по себе.
— Беги! — шипела албыс, спрятавшись за моим плечом. — Беги отсюда, Пересмешник!
— Триста лет, говорите? — кашлянув, переспросил я и, чтобы избежать взгляда отца Серафима, запрокинул голову, рассматривая резные украшения в верхней части храма. В глаза вдруг бросились фигурки голубей с веточками в клювах. На них ещё можно было разглядеть остатки облезшей светлой краски.
— Это один из старейших храмов в Томске. Старообрядческий, потому от Томской епархии мы помощи не получаем. Но и гонений не испытываем, и на том спасибо. Здесь, на границе божьего мира, не место для распрей.
— Отец Серафим, и всё-таки насчёт нашей… подопечной, — вмешался Путилин. — Я очень прошу вас соблюдать осторожность. Она опасна. А её сообщники ещё опаснее.
— Не беспокойся, сын мой. Детям Зверя на святую землю хода нет. Как и прочим одержимым нечистой силой. Я ведь обещал, что укрою её. Можешь на меня рассчитывать. Лучше пойдём в храм, мне уже нужно начинать службу. Помолимся вместе, заодно успокоишься. Чувствую, что и тебя что-то гнетёт.
Путилин вздохнул, но всё же согласился и, взяв Беллу под локоть, начал подниматься по ступеням вслед за отцом Серафимом. Большая часть прихожан была уже внутри, во дворе оставалось буквально несколько опоздавших.
Я же замер в шаге от первой ступени, потому что это была та самая граница, за которой уже начиналось пространство, полностью оплетённое невидимым конструктом из эдры. Видимо, то, что Серафим назвал святой землёй. И эту грань я ощущал физически — примерно, как поле синь-камня. Тонкое тело вибрировало, в грудинном Узле эта пульсация была самой сильной, даже болезненной — твёрдый карбункул, кажется, даже слегка зашевелился в груди, и ощущения были не из приятных. Албыс и вовсе чуть не впала в истерику — металась вокруг меня, выпучивая глаза и повторяла раз за разом:
— Не входи туда! Не входи!
Путилин на полпути обернулся.
— Богдан? Ты с нами?
Я, кашлянув, отступил назад и плотнее запахнул пальто. Вдруг стало зябко — холод проник под одежду длиннющими невидимыми пальцами, опутывая всё тело так, что сложно было вдохнуть.
— Эм… Нет, как-нибудь в другой раз. Аркадий Францевич, я как раз хотел сказать — я отлучусь из города на день-два. Братья Вари попросили помочь в одном деле.
— Что-то серьёзное?
— Да нет… Потом расскажу. Надеюсь, моя помощь вам в ближайшее время не понадобится.
«А если и понадобится — то вам стоило бы предупредить заранее».
Путилин нахмурился, но время и место для разговора были неподходящие. Он лишь окликнул меня, когда я уже развернулся в сторону ворот.
— Подожди, Богдан! Но где тебя искать, если что?
— В Самуси, — бросил я через плечо, ускоряя шаг.
Хотелось быстрее покинуть это место, и действительно, удаляясь от храма, я с каждым шагом чувствовал облегчение. Будто что-то незримое и непредставимо тяжелое перестало нависать надо мной.
За оградой церкви я напоследок оглянулся.
Отец Серафим стоял на крыльце, придерживая двери и пропуская внутрь последних опоздавших. При этом не сводя с меня взгляда своих внимательных холодных глаз.
Интерлюдия. Фома
Роскошный, поблескивающий хромом и лаком «Руссо-Балт» подъехал к приоткрытым деревянным воротам, глубоко продавливая шинами подмёрзшую грязь. Здесь, в деревушке за окраиной города, он смотрелся совершенным анахронизмом. Некоторые бревенчатые строения вокруг будто сошли с иллюстраций о