Книга Курсантки - Людмила Сурская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы что обалдели? — кидаются они к нам, соскребая с распластанной посреди комнаты двери. — Что вы такое изобразили?
Мы глупо моргаем, если б знать. Кто ж знал, что она такая хлипкая. Попутно выясняется, что развалили стол и пару стульев. Честно, мы не хотели.
— Нам краски надо, синей, — лопочет Натка, — совсем немножечко, два мазка.
— А по шее вы не хотите? — разорались очумев парни.
Понятно, что их бесило. На ровном месте мы им организовали работу на всю ночь. Теперь им не до кина. Нам за один присест в чувствах и красках рассказали, кто мы такие и с чем нас едят. Даже не возражая, как овцы слушали. И всё равно с нами поступили безжалостно, выкинули не удосужившись не только что-то там нам давать, но и слушать оправдания. Да мы и не в обиде. Я даже не вспомнила, что могу их одной левой вышибить в окно. Радовались: хорошо что не побили. Наряд на тумбочке, наблюдавший всю эту живописную картину, угорал. Что же делать? — горевали мы. Ещё одну дверь сломали, а краски не нашли. Но пока дошли, причитая, охая и ахая, потирая ушибленные при полёте на двери бока, до своей комнаты, старшина не менее нас озабоченный нагоняем, уже не только принёс краску, но и покрасил нашу дверь. За что спрашивается страдали… У появившегося к ночи взводного глаза полезли на лоб, как это мы за такое короткое время его отсутствия столько наворотили. Напустив на себя измученный вид, мы больше отмалчивались, чем говорили. Порезвились называется. Перед отбоем пришёл с проверкой готовности встречать высокое начальство курсовой. По инерции, толкнув пятернёй дверь, припечатал новую краску. Услышав его привычное: "Ё, п, р, с, т…", — мы поняли во что он влетел и не сговариваясь нырнули под одеяла.
31
Зато мы сдали без происшествий сессию и готовились к поездке в лагеря. Теперь у нас хватало ума не тащить каждая свой чайник или фен. А взяли на пятерых по одному чайнику, утюгу, фену и так далее. Было легче. Наряды тоже не набирали. Спортивный костюм, да шорты с футболкой, шлёпанцы и бельё. Учитывая прошлогодние промахи, нас страховали и при стрельбе и при бросании гранаты. Все наши результаты были намного лучше прошлогодних. Точно ни в какое сравнение с ними сегодняшние усилия не шли. Потому что и мы были другими, теперь взрослее и умнее. Вместо окопов рыли траншеи, в перчатках и не с таким остервенением. Не без того, были неприятные моменты. Нас безжалостно прогнали по полосе препятствий и заставили ползти под колючкой. Когда преподаватель, важно топая рядом, давал ценные указания, нам хотелось рвануть его за ноги на себя, чтоб побарахтался сам в той колючке. Правда водить танк нам не доверили, и нашими руками умело манипулировал инструктор. Наверное, это и правильно, иначе бы мы там понаделали дел, показали "Кузькину мать". И во всю ширь погоняли народ, и покрошили сооружения. Но посидеть в нём в шлемофонах, мы посидели. С пушкой было хужее. Снаряды мы таскали вытанцовывая, качало, а от каждого выстрела нас относило в сторону. Бойцом стояла одна Лена. К тому же Вике показалось, что дуло смотрит криво потому мы и попасть не можем в цель и она ринулась его поправлять. Раскалённый стрельбой металл обжёг руку. Взводный бегом смекнул, что дело табак. Всем сразу стало ни до артиллерии, нашлось занятие другого плана. Изучали работу санинструктора — бинтовали руку. Вообще-то медики с нами не скучали. Каждая наставила по две шишки на занятиях в танке. Одну влезая, другую вылезая. Всех без исключения обожрали садисты комары, которых в прошлом году столько не было, а в этом словно прикормили. Расчёсанные до безобразия, мы походили на заразных больных. Ползая под колючкой расцарапали попы и руки. Когда у нас был выход в поле, на нас выскочило стадо диких кабанов. Был вечер. Оружие уже было упаковано в железные ящики и у офицеров находились на руках только пистолеты. Они метались впереди нас не зная, что предпринять. И тут мы подняли такой визг и гвалт, что хрюшки рванули наутёк. Вернее каждый помчал в свою сторону. Страх гнал прочь. Мы не видели, что зверьё умчало в другое место. Да здравствует кросс! Забег получился на длинную дистанцию. Так можно не чихнув и разрыв сердца получить. Курсовой прикинул и пообещал на будущий год на кросс пустить за нами по пятачку. Он развлекается, а мы чуть не окочурились. Ленка, налетев на меня, так пхнула в спину, что я ласточкой летела метров пять и даже крыльями не махала. Потом мы разглядели в ивах премиленькое озерцо и решили ночью посидеть в зарослях. Повоображать на нём гоголевских героинь и русалок. Ночью, благополучно выбравшись из зоны лагеря, добрались до водной глади. Красотища неописуемая. Луна в хороводе звёзд рисуется на дне его. Ивы космами в воде метут. Ни ветерка, ни движения. Чем не гоголевская ночь. Мы, сбившись в кучку, пугая ночь и себя шептались. Не слабо появиться и русалке. Из-за пенька что-то шлёпнулось и заплескалось. Мы, сорвавшись с места, обгоняя друг друга и сопя понеслись в лагерь. Почти у самой колючки встали и принялись хохотать, выясняя: кто первый драпанул, ведь наверняка то была ондатра.
Ко мне приезжали Глеб с Сашкой. Навезли всяких вкусностей и набрали новых заказов на гостинцы. Причём сценарий был прежним. Братец мой пудрил мозги Тарасову, а мы с Глебом исчезали. Глеб безумно скучал, ругал на чём свет стоит моё упрямство, армию и всё из этого вытекающее. Я топила его в ласках и умасливала как могла. Первые пару раз всё сошло, а третий думаю не очень. Я видела, как в машину к Глебу сел, со зверским взглядом и лицом темнее тучи, взводный. Заметив такое дело, подлетел Сашка, но его не пустили. Из машины Тарасов вылез бочком и цветом куста осенней калины. Значит, дожал и Глеб сказал правду. Взводный, умничка, никому не скажет и два года уже позади, но исстрадается сам. И я, конечно, понимала, что это ещё не конец…
Ира не ошиблась, чувствуя, что над ней сгущались тучи, и у Тарасова случилось просветление. Он вдруг допёр на кого светятся фонариками у курсантки глаза. А сообразив поёжился. Он знал Глеба, тот на паиньку не тянул. Значит, между ними не только вздохи на скамейки. И раз курсовой рассказывает, что барышня может не только погладить, но и в морду дать без отдачи со стороны получившего такой подарочек, то получается всё между ними ладушки. Полное согласие и лямур. Вздохами на луну тут не ограничится. В вариантах не запутаешься. Только Глеб и эта пичужка — несерьёзное кино. Он голову заморочит и бросит, но брат… он явно помогает своему шефу… Не может же этот осёл продать свою собственную сестру… Ни черта не понятно. Очень неприятная история. Придётся говорить. Вот взводный, улучив момент и сел пообщаться. Глеб отшучивался, но припёртый к стенке, сказал правду. "Костя, пойми, ведь большая часть людей сходятся и живут случайно, потом мучаясь, выпустив в своё время свой шанс терпят до гробовой доски. А ведь он у нас у каждого был. Бог милосерден. Но люди: кто не разглядев, а кто отмахнувшись упустили его. А потом не жизнь, а муть. Срывают злость друг на друге". Тарасов долго не мог сообразить, что и сказать. "Ё, моё!" Потом, подумав, выдал:
— Ладно, я тебя ничего не спрашивал, ты мне ничего не говорил. Ясно?
— Как белый день.
— Можешь больше Александра для прикрытия не таскать, я сам отпущу.
— А вот за это великое спасибо. Я должник.