Книга Запретный храм - Патрик Вудхед

Он сделал еще шаг, положил руку на плечо Луки и заглянул ему в глаза.

— Надеюсь, теперь вы простите нас за то, что выясняли ваши мотивы.

Плечи Луки ссутулились, он медленно кивнул.

— Тут нечего прощать. Извините меня за то, что наговорил, но просто я видел то, что видел, и решил… — Он помедлил. — Спасибо, что приняли нас, невзирая на опасность.

Дорже тепло улыбнулся, и Лука обратился к ширме.

— Вы можете нас не опасаться, — произнес он, глядя на человека, наклонившегося вперед, чтобы лучше слышать. — Мы никому не скажем об этом месте. Что бы ни случилось. Я даю слово.

Дорже пододвинулся к ширме, и Лука терпеливо ждал, пока тот перешептывается с настоятелем.

— Его святейшество в высшей степени доволен, что мы пришли к такому соглашению. Он благодарит вас за доверие.

Дорже поклонился и показал в направлении двери. Молодой прислужник отодвинул засов.

— Молодой Норбу проводит вас в ваши покои, а вечером мы навестим с вами мистера Тейлора.

— Спасибо, Дорже, — сказал Лука и, поклонившись ширме, последовал за Норбу.

Дорже дождался, когда дверь закроется, и повернулся к фигуре за ширмой.

— Вы считаете, он подозревает о правде? — спросил он.

Фигура за ширмой подалась вперед. Потом раздался голос — медленный, размеренный.

— Я считаю, что нет.

— Значит, вы желаете, чтобы мы отпустили их?

Фигура неспешно поднялась на ноги и поправила одеяния.

— Я пока не понимаю, почему они здесь, но знаю, их прислали с какой-то целью. Пока это окончательно не прояснится, они останутся в наших стенах.

Дорже низко поклонился, а фигура исчезла в невидимом коридоре за ширмой. Дорже направился к двери, на лице его снова появилось озабоченное выражение. Настоятель шел на страшный риск. Европейцы могли узнать правду в любой момент.

ГЛАВА 42

Шара быстро шла по коридору, держа на руках мальчика. Время от времени она останавливалась и пересаживала ребенка с одной руки на другую, при этом голова его перекатывалась по ее груди и с губ срывалось едва слышное бормотание. Глаза были зажмурены от боли.

Над коленкой у мальчика виднелся глубокий порез. Шара зажимала его свободной рукой, и кровь тоненькой струйкой вытекала из-под пальцев и капала на его икру.

— Мы почти пришли, Бабу, — выдохнула она, гладя растрепанные волосы. — Это просто маленькая неприятность. И только. Помни, мы должны быть тихими, как мышки.

У входа в лазарет она остановилась и вытянула шею посмотреть, что там, за открытой дверью. Она уже собиралась войти, когда увидела одного из помощников Реги в дальнем углу комнаты — его почти полностью скрывали полки. В руке он держал стеклянный сосуд с прозрачной жидкостью и смотрел в него на свет, близко поднеся к глазам и едва не касаясь стекла лицом. Шара быстро отпрянула в тень коридора, ее взгляд инстинктивно метнулся к двери, откуда она пришла.

Шара поспешила назад, миновав ряд дверей по обе стороны коридора. У себя за спиной она услышала негромкий звон стекла, поставленного на твердую поверхность, потом звук шагов. Она отодвинула засов ближайшей двери и заскочила внутрь. Комната была маленькой, с двумя аккуратными кроватями в нескольких футах друг от друга. На одной из них горбились простыни, из-под которых выглядывала голова Билла.

Шара несколько секунд постояла у двери, не сводя с Билла глаз. Он лежал лицом к стене, рука безвольно свешивалась с кровати. Простыни поднимались и опускались в ритме дыхания. Он либо спал, либо, что вероятнее, был без сознания.

Посадив Бабу на свободную кровать, она жестом велела ему молчать и принялась обшаривать деревянный шкафчик справа от двери. Внутри стояли всевозможные медицинские средства.

Через несколько секунд она повернулась к мальчику, держа под мышкой марлю, а в руках — иголку, нитку и маленькую бутылочку, до половины наполненную прозрачной жидкостью. Плеснув жидкости на марлю, она поднесла ее к порезу на ноге Бабу.

— Будет немного щипать, — прошептала она. — Но ты должен терпеть молча.

Она протянула руку и через голову сняла с шеи мальчика молельные нефритовые четки.

— Сжимай, когда станет больно.

Бабу набрал полную грудь воздуха, пальцы вцепились в четки, когда она осторожно провела марлей по его ноге, стирая кровь.

— Храбрый мальчик, — выдохнула Шара. — Теперь я наложу пару швов. Будет больно, но недолго. Ты как, сможешь еще немного потерпеть?

Бабу кивнул, но зрачки его карих глаз расширились, когда он увидел, как Шара подносит иголку к свету и продевает в ушко нить. Он еще крепче сжал четки.

Шара, чтобы подбодрить мальчика, стиснула ему плечо и наклонилась. Волосы упали ей на лицо. Когда кончик иглы проткнул кожу, нога Бабу напряглась, и он вскрикнул, но тут же обеими руками зажал себе рот. Шара метнула озабоченный взгляд в сторону двери и продолжила накладывать шов, губы ее вытянулись в трубочку от напряжения.

Она накладывала второй стежок, когда с соседней кровати раздалось шуршание. Она повернулась и увидела Билла, смотрящего на нее. Лицо у него было бледно, переносица распухла и посинела.

— Шара? — сказал он хрипловато. — Что вы здесь делаете?

— Мальчик повредил ногу, — ответила она, заканчивая последний стежок. — Упал с лестницы и поранился. Ничего серьезного. Вам лучше еще поспать.

Билл привстал на подушках и поморщился, протащив ноги по кровати. Его икры и нижняя часть бедер были забинтованы.

— Поспать? — переспросил он, и лицо его посуровело. — Что вы имеете в виду, черт возьми, — «поспать»? Почему ко мне так никто и не заглянул? Тут были два монаха, но оба ни слова не понимают по-английски. Что происходит?

Шара вздохнула и, легонько похлопав Бабу по плечу, встала. Ее взгляд скользнул по лицу Билла, она присмотрелась к синяку, оставшемуся после падения на каменную ступеньку. Правый глаз почти полностью заплыл уродливой желто-лиловой опухолью, а крепкий подбородок зарос щетиной, которая уже успела превратиться в бородку.

— Извините, Билл. Я знаю, вас оставили в неведении. Но сейчас мне нужно отнести Бабу в покои настоятеля. Он ни в коем случае не должен находиться здесь. Я вернусь и все объясню…

— Нет, Шара. — Билл едва не сорвался на крик.

Шара подняла открытую ладонь, призывая его успокоиться. Лоб Билла прочертили глубокие морщины, а когда он подался вперед, чтобы сказать что-то, от раненых ног по всему телу прокатилась волна боли, он сжал челюсти и зажмурился, борясь с нею. Наконец он все же сумел открыть глаза.

— Мы спасли вас во время метели. Уж по крайней мере, объяснить что-то вы можете?

Шара несколько мгновений молчала, погруженная в мысли. Потом она неторопливо кивнула.