Книга Злая зима - Ольга Ярошинская

– Особые силы после падения метеорита? Вампиры невероятно сильны… А что, если он был и оборотнем, и вампиром? Или стал им после падения метеорита? – предположил Брун.

– Известно, что он пил кровь своих врагов, – согласился дедок, взъерошив редкие седые волосы, прикрывающие лысину. – Но он же был волком! Для тех времен это было нормой – съесть сердце врага, выпить вино из его черепа. Впрочем, должен признать, сторонников теории, что он был вампиром, гораздо больше.

– Белла Эдгаровна, бабушка Дениса, предположила, что вампиризм – это вирус, – сказал Брун. – Что, если он был занесен метеоритом? Что, если обычный волк-оборотень заразился вирусом вампиризма и суперсилы получил именно от него?

– Почему тогда носителем стал только один Упуаут? – спросил Альберт Петрович. – Тогда тысячи людей заразились бы одновременно.

– Вы сказали о тысячах человеческих жертв, – напомнил Брун. – Может, для них вирус оказался смертельным.

– И он смог прижиться только в оборотне, как в более выносливом организме… – задумчиво продолжил дедок. – Интересная гипотеза. Но есть одно «но»: если бы это было так, то и другие оборотни смогли бы стать вампирами. А это, как вы знаете, невозможно. Обращаются только люди.

– А вдруг дело как раз в его недуге? – предположил Брун, задумчиво потерев колючий подбородок. – Чем он там хворал? Оборотни болеют крайне редко. Может, он был слишком слаб, чтобы сопротивляться вирусу, или что там за инопланетная хрень прилетела с метеоритом, и в то же время достаточно силен, чтобы не помереть. Все же у оборотней живучесть выше

– В любом случае меня больше интересовала волчья сущность Упуаута, – перебил его размышления Альберт Петрович. – Если бы его не убили, я уверен, господствующей расой стали бы волки-оборотни. Упуаут был безоговорочным вожаком. Все стаи признали его лидером. В течение двух сотен лет его жизни волки захватили половину Европы и часть Африки. Общество с четкой иерархией, никаких внутренних конфликтов, сильное стремление к власти, слаженная армия – вот что дал им единый вожак.

– Двести лет – многовато даже для оборотня, – заметил Брун.

– Да, жизнь Упуаута обросла легендами. Кто-то считает, что это не имя, а титул, переходивший от отца к сыну. Но я вам скажу так – рядом с Упуаутом никогда не было даже женщин, не то что детей. Ни на одном изображении. Хотя у волков самка вожака всегда играла почетную роль.

– И это подтверждает теорию о том, что он был вампиром. Им-то женщины не нужны, – сказал Брун.

– А с какой целью вы интересуетесь Упуаутом? – спросил ученый. – Вы пишете книгу? Работаете над другим творческим произведением? Сочиняете симфонию?

Брун с подозрением посмотрел на Альберта Петровича, но тот, кажется, не издевался над ним.

– Поймите меня правильно, – поспешно сказал тот. – Я не самый достоверный источник информации. Если вам нужны точные данные, расчеты, то вы не по адресу. А вот творческие личности часто у меня консультируются. О, какие блестящие идеи приходили ко мне после бесед с писателями, композиторами. Поистине только творческий гений может заглянуть в глубины времен и выдвинуть самые невероятные предположения…

– Композиторы? – насторожился Брун. – Скажите, а к вам, случайно, не обращался за консультацией Александр Дробовицкий?

– А как же! – воскликнул Альберт Петрович, просияв, но тут же поник. – Он умер недавно, не успев завершить свой труд. Потрясающий человек был. Такой пытливый ум, любознательность… О, какие жаркие споры мы вели!

– О чем же вы с ним спорили? – спросил Брун.

– Он считал, что Бальтазар, он же Упуаут, был вампиром. Писал музыку к опере. Он собирался заказать у меня текст к ней. Я, знаете ли, пописываю на досуге… – Альберт Петрович вдруг густо покраснел. – У Алекса в основном трагические произведения, а в этой планировался счастливый финал. Якобы любовь исцелила вампира, и он стал человеком, мертвое сердце снова забилось. Алекс играл мне заключительную партию. Я не слишком большой ценитель музыки, но все равно почувствовал бешеную энергетику мелодии… С вами все в порядке? – обеспокоился он. – У вас такое выражение лица…

* * *

– Знаешь, Джонни, почему мне так нравится искусство? – Альфа склонил голову набок, рассматривая картину. Костер, горящий в заснеженном лесу, освещал лица влюбленных – золотистые, теплые, озаренные внутренним огнем.

– Нет, – равнодушно ответил Джонни.

– Когда я смотрю на нечто прекрасное, у меня появляется такое чувство… – Микаэль защелкал пальцами, пытаясь подобрать слова.

– Достаточно того, что появляется чувство, – сказал Джонни.

– Чувство наполненности там, где раньше была душа, – сказал наконец Микаэль. Он посмотрел на Джонни, ледяные глаза сверкнули серебром. – Ты понимаешь меня?

В картинной галерее кроме них бродило еще несколько человек. Но все они инстинктивно держались в другой части зала – подальше от вампиров.

– Я ощущаю наполненность, только когда сыт, – ответил Джонни. – Прости, если разочаровал тебя, Микаэль.

– Тебе не за что извиняться, – усмехнулся тот. – Ты прав. Свежая кровь дает тот же эффект.

– Я хотел спросить тебя, Микаэль. – Джонни сделал паузу. – Как ты понимаешь, какой человек может обратиться, а какой нет? По запаху крови? Как ты понял, что та девушка может стать вампиром? Как ты выбрал меня?

Микаэль погладил его по щеке тыльной стороной ладони. Повернулся к девушке, разносящей шампанское по залу, и та, осознав свою ошибку, поспешно отошла.

– Я никогда этого не знаю, – ответил он. – Та девушка была очень красива. Я лишь захотел иметь ее подле себя. Если бы она умерла – что ж, ты умеешь прятать тела.

– А я? – спросил Джонни. – Почему ты обратил меня?

– Тебя… – Микаэль вдруг прерывисто вздохнул. – Я помню вкус твоей крови, будто это произошло вчера. Дикая, пряная, терпкая, как степная пыль, горячая, как огонь! Я бы выпил тебя до последней капли, Джонни! Ты был такой вкусный, такой потрясающе живой!

– Почему же передумал?

– Я был сыт, – признался альфа. – Как раз перед этим опустошил двух милых пастушек. Вот эта картина хороша. – Он остановился перед портретом девушки, расчесывающей волосы, сидя на кровати. – Мне кажется, художник и натурщица любили друг друга. Ее глаза сияют, а на груди будто бы розовеет след недавнего поцелуя… Ты любил когда-нибудь, Джонни?

– Наверное, – ответил тот, покрутив на пальце серебряное кольцо с алым камнем. – Я уже не помню.

* * *

Эльза скомкала пустую пачку из-под сока, сунула ее в боковой карман на двери машины.

– Ну, что-нибудь узнал? – повернулась она к Бруну.

– Скажи, ты любила Антона? – задумчиво спросил он, отодвигая водительское кресло до упора назад.

– Вот это неожиданно сейчас было, – удивилась она. – Ну, я была влюблена…