Книга Лекарь - Евгений Щепетнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она подошла к воротам и с силой начала бить в них кулаком так, что они затряслись. После минуты таких упражнений в откинутое окошко ворот выглянул недовольный толстый монах и с неудовольствием спросил:
– Вы чего, госпожа, шумите? Отец настоятель почивать изволят и будить не велели.
– Давай буди его. Дело важное к нему.
– Не могу, – невозмутимо сказал монах. – Не велено. – И стал закрывать окошко.
Марьяна взревела в ярости:
– Ты, помесь осла и ящерицы, если ты не доложишь Пафнутию, он тебя отлучит от церкви. А раньше я напущу на тебя такую порчу, что ты будешь черным поносом гадить, пока не скончаешься в луже своего дерьма, козел безрогий! Быстро давай Пафнутия сюда!
Испуганное лицо монаха исчезло, и через минут десять послышался дрожащий голос:
– Кто, кто мешает моей послеобеденной молитве?! Какой нечестивый человек требует от старого, больного священника, молящегося за всех нечестивых граждан этого города об их прощении, отвлечься от святого дела?
В окошке показалось лицо довольно-таки бодренького круглолицего человечка с красным носом и хитрыми маленькими глазками.
– Кто побеспокоил меня и напугал моего Анафима?
– Открывай, Пафнутий, разговор есть на тысячу золотых.
– На тысячу? – За воротами загромыхало, отодвинулся засов, и Марьяна скользнула на широкий двор. Пафнутий вгляделся в лицо красивой дамы. – Вы кто, госпожа? Я вас знаю? Мне кажется, я где-то вас встречал!
– Пафнутий, это же я, Марьяна. Забыл, как я тебе причиндалы лечила?
– Тихо, тихо… – Пафнутий оглянулся на стоящего невдалеке монаха. – Ну чего ты расшумелась?! Тысячу так тысячу – пошли разговаривать. Ну что за привычка во дворе дела решать. Эй, Анафим, принеси нам вина монастырского да сыра, да смотри, гаденыш, отопьешь по дороге – я тебя поставлю на поклоны на весь вечер. И еще – бери вино не слева, для прихожан, а из-за корзин, в правом углу. Ну пошли, Марьяна.
Они взошли по широкой каменной лестнице на длинную, украшенную цветными стеклами веранду. Миновав ее, оказались в светлой теплой комнате, где гудела печь, украшенная цветными изразцами. Они уселись за столом, накрытым белой скатертью с кружевами по краю. Марьяна огляделась:
– Хорошо устроился ты, Пафнутий… Я еще помню тебя, когда ты был молодым худым священником, а теперь – вон какой дородный да важный.
– Молитвами моих прихожан да скромными подношениями живу как нищий, все о душах их молюсь денно и нощно…
Монах принес бутыль, нарезанный сыр на блюде. Пафнутий внимательно осмотрел пробку бутылки и кивком отослал его, крикнув вдогонку:
– Дверь прикрой, аспид. Вечно уши развешиваешь, подслух нечестивый!
– Ну привет, Марьяна, – уже нормальным голосом сказал Пафнутий и остро взглянул на нее. – Молодо ты выглядишь что-то, если бы не твое нахальство, я бы тебя и не узнал. Помню, как ты крыла моего Афанасия двадцать лет назад… Как это ты омолодилась-то? Или секрет?
– Свежий воздух, правильное питание, никаких волнений – вот и секрет вечной молодости! Пафнутий, ну чего ты ерунду спрашиваешь? Я ведь магичка и лекарка, у нас есть свои секреты, за которые могут нам и голову снести, если выдадим. Понимаешь?
– Понимаю. Ладно. Давай вот винца попробуй, а потом и к делу перейдем. – Он разлил красное густое вино по бокалам, отпили, Марьяна нарочито восхищенно промычала:
– У-у-у, для себя ты хорошее вино бережешь, а для причастия небось опять опивки в трактире покупаешь?
Пафнутий засмеялся:
– Наветы! Наветы друзей лукавого и завистников, коих много у благочестивого и боголюбивого священника!
– Угу… помню, как на тебя напраслину возвели три прихожанки. В одно и то же время забеременевшие, наверное, от святого духа. А проводником зачатия ты был вроде бы, а? Силен был, кобель! Сколько по городу твоих отпрысков бегает?
Пафнутий поперхнулся вином, закашлялся, смеясь в кулак…
– Увы, Марьяна, теперь староват стал… – Он грустно потупился. – Теперь аспиды женского рода денег требуют. Нравы испортились, народ стал корыстным – такие молодые девушки и такие деньголюбивые, увы. Так что ты там говорила о тысяче золотых? Что за эти деньги надо будет сделать? Убить Анафима? Поджечь собор? – Он перекрестился на образа в углу и добавил: – Прости, Господи, нечестивого.
– Нет. Все проще. Один мой знакомый потерял метрики свои. Надо вписать его в церковную книгу… У тебя же хранятся все книги, за несколько сотен лет? Надо будет стереть одну запись и сделать на ее месте другую. И выдать справку для магистрата, датированную тем временем. Даю тысячу золотых. Идет? По рукам?
– Полторы тысячи. Сложное дело – вытравлять надпись, писать опять же… Так и вгоняешь меня в геенну огненную, буду я из-за тебя гореть на сковороде адовой! Так хоть тут порадоваться. Столько трат, столько расходов… – Он повысил голос и крикнул в сторону двери: – Одни эти дармоеды-служки сколько сжирают! Жрут и жрут в три горла, бездельники! – И тихо добавил: – Полторы – и по рукам.
– Ну ты зажрался… совсем обнаглел! Тысяча двести.
– Мне надо поддерживать свою троюродную племянницу… Девочка бедная на моем содержании, страдает… Тысяча четыреста!
– Ах ты, зараза! Я, может, в одном платье хожу уже два года, а ты девок в золоте купаешь… Тысяча триста – и по рукам!
– Ладно, грабь несчастного старика, пей мою кровь, нечестивка, накажет тебя Господь за то, что обижаешь сирого и убогого… Тысяча триста пятьдесят – и по рукам!
– Ладно, ладно, хрен с тобой! Давай бери бумагу и пиши данные человека.
– Ну вот, другое дело! Эй, Анафим, хрен тебе в дышло, неси бумагу, перо и чернила, лишенец! Совсем распустились, мышей не ловят!
Монах принес требуемое, они дождались, когда он уйдет, и Пафнутий, взяв в руки перо, приготовился писать.
– Влад Вольга. Отец Станила Вольга, лекарь. Мать Бажена Вольга, домохозяйка. Уроженцы села Крутоярова.
– Это не то село, что вымерло сто лет назад под Лазутином во время чумы? Его еще выжгли все, заразу искореняли…
– То, то. Поставишь год рождения за десять лет до чумы. Когда будет готово?
– Давай завтра, после полудня, два часа пополудни. Аванс дашь? – Марьяна уничижительно посмотрела на Пафнутия. – Ну ладно, ладно, завтра с деньгами приходи, и все будет.
Они попрощались. Пафнутий обнял Марьяну, излишне горячо расцеловал и как бы ненароком придержал ее за тугую ягодицу. Она хлопнула по шаловливой руке, а он сделал невинные томные глазки и как бы ничего не заметил.
Скоро Марьяна шагала по улице, с удовольствием отмечая, что дело пошло. Через двадцать минут она подошла к зданию Школы магии. С удивлением Марьяна ощутила какое-то волнение – все-таки она училась здесь три года, не самые худшие ее годы. Она была молода, честолюбива, ей тогда представлялось, что вот теперь она магичка, лекарка и весь мир у нее в кармане.