Книга Война - Евгений Шепельский

А вот и ловушка для Хвата. Самое начало. Я только забрасываю крючок с наживкой.

«Аркубез Мариотт, наш видный астролог, сообщил радостную весть: «Вижу по звездам: его сиятельство архканцлер Торнхелл мора в город не допустит! И ежели выдержат карантин в порту две недели, то Норатор наш от мора спасется! Да здравствует великий и мудрый архканцлер!»

А это финал. Оптимистическая нота. Провластные передовицы и новости всегда надо заканчивать на оптимистической ноте.

Программирование социума через газету в Санкструме — дело относительно простое. Позже, когда появится четыре и более регулярно выходящих газет, мне станет труднее, тем не менее — конструирование и деконструкция образа-маски вроде Мариотта, или живого человека, страны и определенных событий все равно не составит большого труда, ибо навыки-то у меня имеются. Память обычного человека вмещает максимум полгода событий, и в силу этого любую ложь легко представить правдой — и наоборот, и закрепить в сознании людей с нужными для меня последствиями. Большинство людей во все времена не хотят думать сами, а делегируют эти права политикам, аферистам, инстаблогерам, астрологам и прочим жучилам. Это, увы, грустный закон жизни.

Барон откинулся на мягкую спинку лавки, потеребил раззолоченную шпагу.

— Значит, едем к девочкам! — повторил в четвертый раз сладко.

Естественно, я не могу ехать в порт, на меня сторожевого пса повесили!

— Угу. Лучший бордель в Нораторе — у мадам Гелены. Недавно ее поперли из Университета, но она обосновалась в одном особняке старинном… — Это я узнал от Шутейника, он же, в свою очередь, вызнал это у дядюшки Рейла. Дядюшка был тот еще ходок.

Светлые брови Гицоргена вздернулись, лицо стало мягким, мечтательным.

— Эге-е-е! Да я же там бывал! Я, господи Торнхелл, с посольством Рендора уже год как в Нораторе обретаюсь… Местных задирать мне запретили, вообще все запретили — скука! Так вот бывает по борделям прохаживаюсь, да в игорные дома… Сам не задираю, меня, бывало, задирали… Так вот имею сказать вам: бордель госпожи Гелены — наилучший. Вы, конечно, в курсе… Там и отмоют, и разотрут с маслами, и накормят вдосталь. А какие там блинчики с припекой! — Он причмокнул и взглянул на меня голубыми очами невинного блудника. — На Гелену работают лучшие трактиры. Пробовали блины-то, небось? Вам какая припека больше по душе?

Что за припека? Что он вообще несет? — Вместо ответа я нацедил виски в два кубка и подал один Гицоргену. Он принял осторожно, понюхал — явно видит крепкое зелье впервые, привык к аристократическим винам.

— Пейте-пейте, — сказал я покровительственно. — Этот напиток веселит души! Нет, смаковать это не стоит, делайте быстрые глотки!

Он отпил, закашлялся, потом, видимо, распробовал, махом опрокинул полкубка. Глаза сильно потеплели.

— Так как насчет припеки? — спросил мягко, почти искательно.

Да что он пристал с этой припекой? Мелочи какие-то гурманские… Зачем?

И тут меня осенило. Да боги мои, он же меня качает!!! Шпионы палятся на мелочах. А загадочная припека для блинчиков в борделе — и есть та самая мелочь, по которой меня легче всего вычислить. Не заседал я у Гелены в борделе, и есть ли там вообще блины — понятия не имею! Мой двойник — да, висел там несколько часов, но не я!

— Никогда не ем в борделе, — буркнул я, подливая барону в кубок. — У меня там всегда находятся дела поважней.

— Даже если просидите там сутки?

— Даже если просижу сутки.

Припека… Слово какое-то архаичное… Я его знаю, само слово, но значение слова кануло в глубине столетий… Логически рассуждая, это некая начинка для блинчиков. Так… А меня качают. Вот этот простак-гулена Гицорген — умнейший шпион, хитрейшая подлюга. По девочкам он бегает, да? Блины жрет после жаркой ночи, бычок племенной? Возможно, кое-что из этого он и делает, все мы люди, но основная его задача — прокачать меня, после гибели аудитора, — и узнать, по возможности узнать, чем занимается господин архканцлер. Имена девочек Гелены Торнхелл мог узнать, не дурак, а вот мелочи типа блинов — вряд ли. И Гицорген действует, пытаясь поймать меня на незнании мелочей.

Предыдущий монолог барона, который он запустил после того, как смял монету, тоже вертелся у меня где-то в подсознании, словно древняя бомба с запальным фитилем. Фитиль искристо горел, пока не иссяк, после чего пороховой заряд болезненно рванул в моей несчастной башке. «А еще у меня имеются стальной бургиньот с человеческой личиной, айфон в крапинку, и нагрудники лучшей чеканки!» Среди всех этих бургиньотов, бацинетов и саллетов он, играючи, ввернул словечко из мира Земли, да такое, какое всем земным известно! Хотел вскрыть меня, как крейна — в чем, видимо, послы Сакран и Армад хотели убедиться. И если бы я не был раздражен до степени, когда слова барона воспринимались мною как зуд — я бы отреагировал. Неважно как — расширением глаз, невольной дрожью, чем угодно — язык тела богат, а Гицорген меня бы считал мгновенно. Выручил меня случай.

Стараясь сдержать дрожь, я осушил свой кубок, и, отобрав кубок барона, обновил напиток в обоих; себе налил, правда, меньше четверти. Выразительно подмигнул:

— Пейте, пейте до дна, барон! Этот божественный нектар пьется легко!

Он пил виски как вино, привык лакать литрами, еще не понимал опасности огненной воды. Взгляд его быстро стал расфокусирован. А я все подливал, стараясь уклончиво отвечать на вопросы. Кто он, этот барон? Крейн, противостоящий мне со стороны Адоры и Рендора? Нет, не думаю. Его отрекомендовали как опытного фехтовальщика, и вряд ли соврали. А фехтовальное искусство постигается долго, и вряд ли из мира Земли выдернули фехтовальщика — на черта он нужен в мире, где и так полно своих драчунов? Нет, Гицорген, очевидно, местный, умнейший шпион, что играет в простака — и отлично играет! Но не на того напал.

— А хорош ли принц Варвест? — спросил я осторожно. — Умен ли? Милосерден?

Барон оторвался от созерцания кубка.

— Очень хорош! Умен, религиозен! Всегда раздает милостыню народу, когда идет на моление в храм!

— Но милосерден ли он? Слышал, что он весьма… жесткий правитель! — Я решил заронить в барона кое-какие мысли, которые он передаст своим кураторам. Например, о том, что я опасаюсь Варвеста, и все-таки готовлюсь бежать.

— Очень религиозен! Все должны соблюдать предписания и праздники! Иначе будут наказаны!

— Да, принц не церемонится… — проронил я будто бы в великом раздумье, и, опустив глаза, поймал быстрый, хотя и далеко не трезвый взгляд барона. — Он суров и безжалостен, и скор на расправу, так мне говорили.

— Таким и должен быть серьезный правитель! Что? Выпить?

— Пейте, пейте. И я выпью с вами, Гецорген. Хорошо сидим, далеко едем! Пейте!

— Да… К девочкам… А какие девочки у Гелены! Особенно Фелинда, а?

— Я их по именам не различаю. Придумали тоже — различать шлюх по именам… Вот, выпейте еще. Пейте же, пейте! Вы что, хотите обидеть господина архканцлера? Пока я здесь владыка!