Книга Конец света наступит в четверг - Дидье ван Ковелер

Старичок уже нацеливается пальцем на красную кнопку, как вдруг тревожно оборачивается ко мне.

– Твой дедушка говорил тебе, что, добиваясь духовного освобождения нашей страны, мы делаем ее беззащитной перед ядерным ударом?

– Его не будет, – кричит медведь из портфеля.

Я повторяю эту реплику, пытаясь проникнуться его уверенностью. Всё-таки он не должен был заставлять нас идти на такой риск… Как бы то ни было, отступать поздно.

– Считается, что мы – единственные выжившие на Земле, – говорит Бакстер, снова протягивая дрожащую руку к кнопке. – Но может оказаться и так, что наши спутники передают неверную информацию. Когда я смотрю на тебя, малыш, то думаю о будущих поколениях…

– Да пошевеливайся наконец! – вопит медведь. – Я уже чувствую, как из меня достают чип!

– Ну давайте же, профессор Бакстер, – говорит Бренда мягко, но настойчиво. – Подумайте о тысячах умерших детей, которые не могут попасть в лучший мир…

– А если этого мира не существует? – упорствует старик. – Что, если мы все заблуждаемся? Нет, я не могу… Я не могу взять на себя ответственность…

Он отдергивает руку от пульта управления и судорожно прижимает ее к груди. У него подгибаются ноги.

– Давай, Томас! – кричит медведь. – Скорее!

Бренда опускается рядом с Бакстером на колени, массирует ему грудь и бросает на меня испуганный взгляд. Я успокаиваю ее движением век. Через три месяца мне стукнет тринадцать, и я один могу спасти мир. Если захочу. Мне надоело быть игрушкой в чужих руках, и я рад, что здесь и сейчас должен сам принять решение: менять будущее или нет. Я уничтожил свои лишние килограммы, избавил от них Дженнифер, я отучу от алкоголя тех, кого люблю, и освобожу души мертвых. Потому что хочу этого!

И я жму на красную кнопку.

48

Мы поднимаемся наверх, чтобы старик Бакстер смог прийти в себя. И в эту минуту между домами появляется огромный черный лимузин. Он медленно подъезжает к нам и останавливается, мигая фарами.

Придя в себя, физик успокаивает нас, что нам нечего бояться: он скажет, что мы были у него в заложниках, и сам ответит за последствия своих действий.

Я гляжу на старичка, который так решительно, так легко идет на самопожертвование. Потом поднимаю глаза на огромную линзу, с поверхности которой непрерывно струится легкая желтоватая дымка – сколько себя помню, я всегда видел небо сквозь нее. Вдруг Бренда хватает меня за руку. Мы смотрим, как дымка постепенно рассеивается и небо над нами наливается сияющей, ослепительной, чудесной синевой…

Мне хочется, чтобы Пиктон тоже полюбовался этим зрелищем. Я достаю его из портфеля и вижу, что он совершенно одеревенел.

– Не грусти, Томас, – еле слышно произносит он. – У нас получилось. Даже лучше, чем я думал… Там, в Нордвиле, из моего мозга только что извлекли чип, я это почувствовал, но для меня ничего не изменилось. Ничего. Я чувствую, что ухожу… Поднимаюсь на другой уровень… Они здесь, они окружили меня, помогают забыть себя прежнего, оторваться от материального мира… Малышка Айрис, этот недоумок Вигор, твой старый приятель Физио… Они все здесь… Это невероятно… Словно волна братских чувств несет меня куда-то… Прощай, Томас. Спасибо. И прости за всё, что ждет тебя впереди… Не забывай о своем могуществе. Оно тебе скоро понадобится…

– Какое могущество?

Он протягивает лапу к моему лицу.

– Абсолютное могущество. И при этом самое хрупкое. Могущество любви.

Его голос замирает, лапа бессильно падает. Из плюшевого тела ушла жизнь.

– Что значит «прости за всё, что ждет тебя впереди»? – с беспокойством спрашивает Бренда.

– Не знаю.

– Я хочу совершить символический обряд, Томас. Ты мне доверяешь?

Я смотрю на нее и от всего сердца говорю «да», словно хочу извиниться за те минуты, когда сомневался в ней. И неважно, что, глядя, как она руками копает грунт, я думаю о Лили Ноктис.

Бренда берет у меня медведя и опускает в ямку. Я встаю на колени и засыпаю землей плюшевое тело. Вместе с ним я хороню свое детство и сейчас впервые чувствую себя взрослым.

У нас над головой раздается странный звук.

– Пчела! – вскрикивает Бренда. – Я думала, их давно уже нет.

Я поднимаюсь и смотрю на то место, где проходит граница Объединенных Штатов, – там тянется стена мрачного леса, который больше не затеняет желтоватая дымка Аннигиляционного экрана.

Мимо нас пролетает еще одна пчела. Потом третья. От появившейся в воздухе цветочной пыльцы я чихаю.

– Малыш, иди скорее сюда!

Задыхаясь, профессор Бакстер семенит к нам. Он растерян, но очень возбужден.

– Ничего не понимаю! Я во всем признался – и никакой реакции. Никакой! Будто меня не существует. Очевидно, ждут тебя… Давай, поторопись!

Я встаю и иду к огромному лимузину, припаркованному рядом с передающей линзой, которую мы отключили. Задняя дверца распахивается. Что меня ждет? Поздравления, награждение, поцелуй? Чувствуя себя героем, который несмотря ни на что сумел остаться простым парнем, я непринужденно плюхаюсь на заднее сиденье.

Еще не успев опуститься, я обнаруживаю свою ошибку, и мое сердце замирает. Меня позвала не Лили Ноктис. А ее брат.

– Браво, Томас! Ты только что запустил беспрецедентный экономический кризис, лишив страну энергетической подпитки душами покойников, и через несколько часов вся промышленность встанет. Но это мелочи. Должен сказать, что твой дорогой профессор Пиктон не знал, от чего в действительности защищало нас его изобретение. Это самая большая государственная тайна в истории человечества, даже мертвые не имели к ней доступа… Но благодаря тебе час откровения пробил.

Одним касанием пальца он опускает тонированное стекло и указывает на Анри Бакстера, который в это время что-то взволнованно говорит Бренде. Внезапно от дуба над ним отламывается огромный сук и обрушивается ученому на голову. Я отшатываюсь и вскрикиваю. Бакстер падает лицом в землю. Бренда бросается к нему, переворачивает на спину, щупает пульс. Тонированное стекло ползет вверх. Оливье Нокс делает глубокий вздох и, сложив ладони, задумчиво касается ими кончика носа.

– Видишь ли, дорогой Томас, Аннигиляционный экран создали не только для того, чтобы души умерших не улетали, а служили источником энергии. Это было сопутствующее обстоятельство, но не цель. Главная же цель – не допустить проникновения цветочной пыльцы и электромагнитных волн, с помощью которых лес уничтожил человечество на всей остальной планете. Завтра деревья по ту сторону границы распространят по всему растительному миру Объединенных Штатов свой план уничтожения людей.

Его ладони опускаются мне на плечи. Словно возлагают миссию. Взгляд зеленых глаз парализует меня, а его тон беспрестанно меняется: от иронии до угрозы, от обреченности до вызова.