Книга Обреченная - Клаудия Грэй

Сердце колотилось лихорадочно, мне казалось, что под одеждой я все еще чувствую прикосновения Алека, его поцелуи. Я крепче сжала в кулаке серебряный медальон, потом для надежности переложила его в карман. Это единственная вещь, которую я сохраню навсегда.

Сегодня ночью я буду плакать, пока не усну, а затем останется пережить всего один день плавания. Я попрошу Мириам погулять со мной по палубе. Схожу на танцы в зале третьего класса. Может быть, поговорю с Недом, когда он вечером освободится от работы, как следует попрощаюсь с ним. Все будет не так уж и плохо.

Оказавшись на палубе F, я прошла мимо зала для игры в сквош, теперь пустого, и зашагала по безмолвному коридору. Должно быть, уже совсем поздно, но какая разница? Завтра я могу спать сколько захочу — мне не доводилось этого делать несколько лет, с тех пор как я поступила в услужение к Лайлам. Я отперла дверь между первым и третьим классом и рассеянно сделала шаг. Но не успела закрыть дверь за собой, чья-то рука обхватила меня за талию и дернула назад. Я обернулась в немом испуге и увидела Михаила.

Его ухмылка, спрятанная в черной бородке, напоминала очертаниями ятаган.

— Ты же не думала, что мы с тобой закончили?

Глава 24

Дверь в третий класс захлопнулась, оставив меня наедине с Михаилом. Я вывернулась из его грубых рук и на какой-то миг почувствовала облегчение, но тут же поняла, что это он меня выпустил. Он загнал меня в угол и наслаждался этим.

— Вы сказали мистеру Марлоу, что оставите меня в покое! — воскликнула я.

Он поднял палец и прижал его к моим губам, словно хотел то ли заставить меня замолчать, то ли поцеловать, не знаю, что отвратительнее.

— Я дал одно торжественное обещание — не трогать твою сестру, а вовсе не тебя. Мистеру Марлоу я ничего не должен. Моя преданность отдана только Братству; только Братство ее заслуживает. Со временем Алекандр Марлоу поймет это.

Я хотела сказать Михаилу, куда он может засунуть свою преданность и что они никогда не получат Алека, но вовремя придержала язык. Они не должны догадаться про серебро, про то, что у Алека есть шанс повиноваться только собственной воле, а не их.

Он всматривался в мое лицо и был очень доволен тем, что видел.

— Следы слез. Как умилительно! Что, Алек уже вышвырнул тебя?

Я отвернулась. Михаил захихикал:

— Значит, все уже началось. Он уже понимает, что простые смертные, в особенности женщины, не стоят внимания богов.

Это меня сильно задело. Пусть сердцем я знала правду о себе и Алеке, версия Михаила оказалась слишком близкой к истории Дейзи и к моим самым большим страхам: богатые мужчины используют бедных девушек и выбрасывают их за ненадобностью. И пусть со мной произошло вовсе не это, мне была отвратительна сама мысль, что Михаил так подумал и что я вынуждена позволить ему так считать.

Но это вовсе не значит, что я должна подыгрывать всему, что он скажет.

— Ты не бог, — отрезала я. — Ты ходишь на четвереньках и воняешь, как собака. В церкви мы поклоняемся вовсе не этому.

— Ты настолько невежественна, что даже не знаешь, что такое бог. — Михаил подошел ко мне ближе. Его мощная мускулистая фигура казалась мне стеной, сквозь которую не пробиться. Я посмотрела по сторонам в надежде, что кто-нибудь появится и заставит его отступить, но в этой части первого класса не было кают, только места роскоши вроде зала для игры в сквош. — Ты видишь только облик волка, но не понимаешь, что такое быть им. Агония превращения, ликование, когда понимаешь, что твои тело и сознание способны стать чем-то другим помимо человека. Ты больше чем человек. Мы отвергаем смерть. Мы отвергаем темницу смертных тел. Мы отвергаем все то, что правит жалкими людишками вроде тебя.

— И не придумали ничего лучше, как запугивать нас, да? — Я скрестила руки на груди. Хотя я его по-настоящему боялась, будь я проклята, если покажу это ему. — Идите и правьте вселенной с горы Олимп или чем там еще вы, шелудивые псы, занимаетесь. Делая мне больно, ты не добьешься ничего, зато потеряешь все.

Я отлично себя чувствовала до тех пор, пока Михаил не ответил мне холодно:

— Я добьюсь одной очень важной вещи. Второго Клинка Инициации.

— Алек… он выбросил его за борт…

— Нисколько не удивляюсь, что такая тупая девка, как ты, думает, что я поверю в эту нелепую байку. Алек не сделал бы такой глупости.

Проклятие! Он знает. Если Клинок представляет собой какое-то средство воздействия, нужно воспользоваться им сейчас.

— Я отдала его Алеку. Это все, что мне известно, помимо его слов. Но если Клинок все еще у него, только убей меня, и он наверняка выбросит его за борт.

Михаил не отступил. Он даже не перестал усмехаться.

— Несомненно, если я тебя убью, юный мистер Марлоу поступит глупо. Но я не собираюсь тебя убивать. Я буду тебя пытать, и это может тянуться очень долго.

Я вся похолодела.

— Что сделает Алек, чтобы спасти тебя от мучений? — Михаил склонил набок голову. Прищурился. Теперь я отчетливо видела в нем волка, даже лучше, чем если бы у него появились клыки и шерсть. — И когда он отдаст мне Клинок Инициации, это будет только начало.

В этот момент мне стало так страшно, что я перестала бояться. В мгновение ока меня охватила бешеная ярость. Михаил хочет меня пытать? Ну так я покажу ему, что такое больно!

Я с такой силой ударила его по лицу, что заныли кости в руке. На моей стороне была внезапность. Михаил отшатнулся. Я воспользовалась этим, чтобы вцепиться ему ногтями в глаза. Он завопил от боли, и это меня приободрило. Но я тотчас же потеряла преимущество. Михаил пришел в себя, схватил меня за руку и начал свирепо выворачивать ее назад, и мне показалось, что сейчас сломается кость. Я кричала и кричала, но никто меня не слышал. Другой рукой Михаил зажал мне рот, не столько чтобы заставить меня замолчать, сколько чтобы придушить. Он прижал меня к себе, спиной к своей груди, и наверняка услышал, как бешено колотится сердце.

— Ты за это заплатишь, — вкрадчиво пробормотал он мне на ухо.

Эта тварь упивалась чужим страхом, смаковала его, как другие — шампанское.

Его рука еще плотнее зажала мне рот, и я подумала, что он забыл о своем решении манипулировать Алеком и сейчас убьет меня просто для развлечения. И тут пароход затрясся.

Раздался очень странный звук — словно тысячи мраморных шариков покатились по каменному полу, но при этом звук был громче и насыщеннее. Вибрация передавалась нам через ступни, потом пароход содрогнулся, словно боялся так же сильно, как я.

На мгновение мы оба застыли, Михаил растерялся не меньше меня. Может быть, он пытался понять, что происходит, но у меня были более насущные заботы.

Я всадила локоть ему в живот, он согнулся пополам и ослабил хватку. Я вырвалась и побежала от него со всех ног, но недостаточно быстро. Михаил со своей нечеловеческой скоростью догнал меня за секунду и врезался в меня, так что мы оба покатились по полу. Он схватил меня за волосы, я закричала от боли и попыталась вырваться, но безуспешно. Будь у меня в руках Клинок Инициации, я пронзила бы ему сердце… и тут я вспомнила кое о чем получше. Свободной рукой я нырнула в карман и нашарила медальон матери Алека. Ее серебряный медальон.