Книга Боковая ветвь - Ирина Степановская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обдумывая теперь поворот тех событий, он не мог однозначно ответить на вопрос, зачем умной Наташе вообще тогда надо было показать, что она его поймала. Он ведь не знал, что она приехала раньше на один день. Она могла сделать вид, что вообще не входила в квартиру. Нет, теперь он не сомневался, что своей запиской она именно хотела показать ему, что все знает. Но за знанием должны были следовать какие-то действия… Действий с ее стороны не последовало. Другое дело, что он их и не хотел. Сам провоцировал Наташу, но последствий боялся. Тогда к чему все-таки был устроен этот демарш?
«Я рада, — было написано на листочке бумаги, вырванном из записной книжки, — что ты хорошо провел время в мое отсутствие и не скучал».
Почерк был вкривь и вкось. Видно, она торопилась, чтоб не столкнуться с ним прямо в дверях. «Я вернулась пораньше, так как Катя сказала по телефону, что мама чувствует себя нездоровой. Я поеду сейчас прямо к ним и надеюсь, что к моему возвращению у тебя найдется чем покормить и меня. В Праге кормили отлично, но я уже опять успела проголодаться».
В спальне, прямо у смятой постели, стояли ее чемодан и какая-то розовая коробка, а два бокала на тумбочке, один из которых явственно хранил следы красной губной помады, были демонстративно прикрыты развернутой чешской газетой. Будто ее так небрежно бросили, даже не успев прочитать.
Он глупо хихикнул. Такой афронт случился с ним впервые. Пошел на кухню. В раковине холодели от ужаса две тарелки, две вилки, два ножа и две кофейные чашки. На сковородке в матовом жире стыло недоеденное куриное крылышко, а на разделочном столе листья молодого салата сплетничали с хвостиками редиски и обрезками ветчины. Вячеслав Сергеевич был поставлен в нелепое положение. Но он не был взбешен. Молодец Наташа. Сумела ненавязчиво задать ему трепку. Что же сейчас ему делать? Снова готовить обед — получится, что он подлизывается и заглаживает вину. Ничего не готовить — того хуже. Раз сам виноват — нельзя лезть в бутылку.
Непросто иметь отношения с умной женщиной, но интересно. В раздумье Вячеслав Сергеевич вышел на улицу и побрел в магазин. Он решил, что шведский стол будет лучшим выходом из положения. Сумерки сгущались, наступила ночь, а его жена все не появлялась. Ее «Жигули» пылились на улице возле подъезда, а его аккуратного, юркого «ниссана» не было видно. Значит, она взяла его машину и поехала на ней. Он не любил и всегда беспокоился, когда она брала его «ниссан». На нем она иногда гоняла как сумасшедшая. Звонить старикам ему было неудобно. Он набрался терпения и стал ждать. И зачем ему вообще нужны были эти мимолетные встречи с подругами? Он и не привязывался ни к кому из тех девушек, с которыми проводил время в постели. Был ли он неутомимым и страстным любовником? Нет, и он знал свои недостатки. А отказаться от этих встреч не мог. Ему очень важно было расслабиться. Ни баня, ни редкие цеховые попойки не давали ему чувства освобождения. И виновата в этом была Наташа. Неосознанно, но была. Природой, которая сделала из него самца, он поставлен был быть господином. С Наташей он чувствовал себя ровней, и это было против законов природы. Противно было еще и то, что со своей первой женой он явно ощущал собственное превосходство, но это тоже не давало ему ощущения счастья. Будучи человеком прямым и честным перед собой, он сознавал это. И понимал, что в обоих случаях он просто самоутверждался таким способом. В первом браке утверждался перед тестем. Во втором — перед женой. Поэтому ему и в голову не могло прийти завести роман с женщиной уровня Наташи. Ему нужна была просто разрядка. Он понимал в глубине души, что поступает нехорошо, но если пытался сдержаться, чувствовал, что все валится из рук: хуже и с большими усилиями даются ему операции, начинаются неясные боли в желудке, зудит кожа, по пустякам повышается голос. Он принимал этот сигнал как руководство к действию и начинал с нетерпением ждать, когда его жена отбудет в командировку хоть на какой-нибудь срок. Благо теперь она уезжала нередко. На следующий же день после ее отъезда он устраивал так называемую оттяжку и потом со спокойной душой и с нетерпением дожидался ее приезда.
И все время его угнетала мысль, что он ее недостоин. Она объездила весь мир, она много видела. Он только слушал ее и не знал, о чем ему говорить. Его шуточки повторялись, рассказы о детстве были исчерпаны. Она никогда не подавала виду, что ей с ним давно неинтересно, но он подозревал, что было именно так. (На самом деле Наташа за день уставала так, что рада была помолчать хотя бы дома.) К политике оба они были абсолютно равнодушны. Хотя в последнее время он со спортивным интересом наблюдал политические распри по телевизору. На природу они выбирались редко. Если бы белок, живущих в парке, кормили только они, как собирались, когда он привез ее в Москву, так белки давно уж померли бы с голоду.
Правда, два раза в год на несколько недель они выбирались куда-нибудь в отпуск набраться сил. Эти недели их все-таки сближали. Хотя были моменты, которые и в отпуске очень раздражали Серова.
Например, он терпеть не мог, что три раза в день Наташа брала в руки эспандер. Сто непременных упражнений в день в три подхода были для нее незыблемым правилом. Дома ли, в кабинете, в командировке — эспандер сопровождал ее всюду. Зато спина у нее была как у балерины, а посадка головы как у индийских женщин, всю жизнь таскающих на темечке тяжелые кувшины.
«На черта ей такая стройность?» — думал он, наблюдая, как она крутит педали на тренажере, и слушая, как Наташа вяло ворчит на Катю за то, что ту не заставишь выполнить маломальскую зарядку. Катя бежала жаловаться и ласкаться к Серову, а тот из чувства противоречия, неосознанно начинал еще больше сутулиться, глубже засовывал руки в карманы и выше поднимал воротник плаща или пиджака. Хотя сам, тайком от Наташи, захаживал с другом Валеркой в тренажерный зал и подкачивал, подкачивал мускулы.
Некоторые из его красавиц думали, что могут подвигнуть его на развод. Разговоры в таком направлении были ему нестерпимо смешны. Он считал, что ведет себя неприлично, но достаточно ловко, чтобы Наташа ничего не узнала. И она была слишком занятой и слишком умной женщиной, чтобы устраивать какие-то глупые проверки или же сцены ревности. Он и сейчас в глубине души надеялся, что осечка была просто случайной. Симпозиум закончился раньше, и он был сам виноват, что не захотел этого предвидеть. Но как ему теперь было говорить с Наташей?
Наконец во дворе заурчал двигатель «ниссана». Знакомо пикнул замок автоматической блокировки. Вячеслав Сергеевич выглянул на балкон. Как всегда похорошевшая после поездок в загранку, Наташа вышла из машины с букетом цветов. Он заранее открыл дверь в квартиру и специально прошел в гостиную, чтобы якобы включить телевизор. В этот момент она и вошла с видом примадонны, протянув ему тяжелый букет. Неисчислимое множество розовых голландских тюльпанов окружали пять островерхих стрел темно-синего, как вечер, дельфиниума.
«Папочка постарался к ее приезду», — подумал Серов.
— Неужели такие роскошные цветы можно вырастить под Москвой?
Вслух он не скупился на похвалы.
— Вот представь. Отец нарезал только сегодня вечером. Они еще пахнут землей. Удивительно, что зимой в этом году теплицу на даче не разорили. Он, кажется, ездил туда все выходные подряд.