Книга Гончарова и Пушкин. Война любви и ревности - Наталья Горбачева

Зрела мысль переселиться в Михайловское, в тот любимый Пушкиным уголок земли, где теперь покоился прах его. Наталья Николаевна стала хлопотать перед Опекой о выкупе для ее детей поместья (всего долгов Пушкина Опекой было уплачено 120 тысяч).

Летом 1838 года начались разговоры о возвращении Натальи Николаевны с семьей в Петербург. Ей было очень тяжело принять такое решение, но она пошла навстречу настояниям тетушки Загряжской, которая считала Наталью Николаевну «дочерью своего сердца» и очень скучала без нее. «Тетушка здесь и она мне сказала, что уже сняла дом, чтобы заставить сестер приехать», — писал Иван Николаевич брату Дмитрию 13 октября 1838 года.

Екатерина Ивановна подумала и об Александре, о которой уже ходатайствовала перед императрицей о принятии ее во фрейлины. Александра вновь стала обретать уверенность в будущем и просила сестру не лишать ее счастья устроить свое замужество. Наталья Николаевна, любя Александру, не могла противиться и ее просьбам. И наконец, начатые Опекой хлопоты по выкупу Михайловского также требовали ее присутствия в столице…

Перед отъездом в Петербург сестры навестили свою мать и уже из Петербурга Александра сообщила брату: «Дорогой Дмитрий, ты просил меня сообщить тебе о приеме, оказанном нам в Яропольце. Должна тебе сказать, что мы расстались с матерью превосходно. Она была трогательна с нами, добра, ласкова, всячески заботилась о нас. Мы пробыли у нее сутки». В письме была приписка от Натальи Николаевны: «…не говорю об матери, сестра уже все подробно описала; одним словом, она с нами обошлась как нельзя лучше, и мы расстались со слезами с обеих сторон».

Снова сестры оказались в Петербурге, но теперь их было двое, а Натали в свои 26 лет должна была стать опорой своему немалому семейству. Главу семьи уже невозможно назвать легко и беспечно — Натали… Теперь она — Наталья Николаевна.

Трудно представить, чтобы она забыла свою старшую сестру Екатерину Николаевну. После смерти мужа внезапный и трагический разрыв с ней стал второй незаживающей раной сердца. Наталья Николаевна не писала ей, но переписывались Дмитрий Николаевич и Наталья Ивановна, и она не могла не знать, что происходит в далеком Сульце, где поселилась сестра со своим мужем. После дуэли Дантес провел два месяца в Петропавловской крепости и по суду был лишен «чинов и приобретенного им Российского дворянского достоинства» и как иностранец был выслан из России. В открытой телеге, разжалованный, сопровождаемый жандармом, он был довезен до границ Российской империи и встретился с последовавшей за ним чуть позже беременной женой в Бердине. Барон де Геккерен сам написал голландскому королю просьбу об отозвании его с занимаемого поста, более всего желая, чтобы государь Николай I не был «обманут клеветой в этом грустном деле».

Семейственная жизнь молодых Дантесов-Геккеренов под покровительством двух отцов — родного и приемного протекала в атмосфере взаимной любви и доверия, о чем свидетельствует множество документальных и устных свидетельств потомков.

Первый их ребенок родился 19 октября 1838 года, и дата рождения опровергает ходившие слухи, что Дантес вынужден был жениться, «прикрывая грех». Затем родились еще две девочки, но желанного наследника не было. Екатерина очень хотела мальчика, который потом и стал причиной ее смерти: она умерла от родовой горячки спустя месяц после родов.

Первым эту весть сообщил родным Геккерен-старший. «Наша добрая, святая Катрин угасла утром в воскресенье около 10 часов на руках у мужа. Это ужасное несчастье постигло нас 15 октября (1843 г.). Я могу сказать, что смерть этой обожаемой женщины является всеобщей скорбью. Она получила необходимую помощь, которую наша церковь могла оказать ее вероисповеданию (слова, говорящие о том, что Екатерина не перешла из православия в католичество. — Н.Г.). Впрочем, жить, как она жила, это гарантия блаженства. Она, эта благородная женщина, простила всех, кто мог ее обидеть, и в свою очередь попросила у них прощения перед смертью».

Екатерина де Геккерен умерла 34 лет от роду и похоронена в фамильном склепе баронов Дантесов в Сульце. Жорж остался тридцатилетним вдовцом с четырьмя детьми и дожил до глубокой старости, став богатым и известным во Франции человеком, сенатором. Храня верность своей супруге, больше никогда не женился и умер 83 лет в родном доме, окруженный детьми, внуками и правнуками.

В Петербурге Наталья Николаевна жила скромно и уединенно. Красота ее нисколько не поблекла, в ней появилось что-то новое, одухотворенное… «Бог мой, как она хороша, эта мадам Пушкина, — она в высшей степени обладает всеми теми целомудренными и умиротворяющими свойствами, которые тихо привлекают взгляд, пробуждают в сердце того, кто их наблюдает, мысль, я бы сказал, почти религиозную. Жаль, что ее лицо так серьезно, но когда по временам на ее губах мелькает улыбка, как ускользающий луч, тогда в ее ясных глазах появляется неизъяснимое выражение трогательной доброжелательности и грусти, а в ее голосе есть оттенки нежные и немного жалобные, которые чудесным образом сочетаются с общим ее обликом…» — восхищался современник, встретив Наталью Николаевну после долгого отсутствия.

Поначалу все ее посещения ограничивались родными, да еще семейством Карамзиных, Вяземских, Мещерских и других ближайших друзей Пушкина. Появления ее даже в этом узком кругу знакомых отмечались как события. 10 декабря 1840 года Плетнев пишет Гроту: «В 11 часов вечера поехал к Карамзиным. Там было все, что только есть прекраснейшего между дамами в Петербурге, начиная с Пушкиной, поэтши, да молодой Соллогуб». Из других писем известно, что ездила Наталья Николаевна и на концерты, бывала и на придворных балах, но находилась всего лишь — на хорах, наблюдая оттуда, как танцует сестра-фрейлина.

По-дружески был очень близок ей кн. Вяземский, который до известной степени как бы руководил ею в сношениях с обществом, часто бывал у нее, звал к себе в семью, сопровождал в театры и на вечера. Шутливо он писал о ней: «Наша барыня со дня на день прекрасней, милее и ненагляднее, она и всегда была такая красавица, что ни пером описать, ни в сказке не рассказать, но теперь нашла на нее такая тихая и светлая благодать, что без умиления на нее не взглянешь» (1840).

И все-таки уединенная сельская тишина неудержимо влекла к себе «поэтшу». Лето 41-го и почти полгода 42-го она вместе с детьми провела в Михайловском. И если бы дом был пригоден для жилья в зимнее время, она осталась бы там и на больший срок. В один из приездов Наталья Николаевна поставила памятник на могиле мужа.

В 1843 году она впервые после смерти Пушкина появилась при дворе. Художник Гау, присланный Ее Величеством, написал портрет молодой вдовы.

«Силою обстоятельств Наталья Николаевна понемногу втянулась в прежнюю светскую жизнь, хотя и не скрывала от себя, что для многих это служит лишним поводом упрекнуть ее в легкомыслии и равнодушном забвении. Но она не в силах была устоять деспотическому влиянию тетушки, настаивавшей на принятии любезных или лестных приглашений и не допускавшей даже мысли об отклонении от чести появляться при Дворе. А император часто осведомлялся о ней у престарелой фрейлины, продолжая принимать живое участие в ее судьбе, интересуясь изданием сочинений Пушкина, входя в материальное положение осиротевшей семьи и выражая желание, чтобы Н.Н. по-прежнему служила одним из лучших украшений его царских приемов. Одно появление ее при Дворе обратилось в настоящий триумф. В залах Аничкова дворца, взамен обычных танцевальных вечеров, на которые ввиду их интимности добивались приглашения как знака высочайшей милости, состоялся костюмированный бал в самом тесном кругу. Екатерина Ивановна выбрала и подарила племяннице чудное одеяние в древнееврейском стиле — по известной картине, изображавшей Ревекку… Как только начались танцы, Николай Павлович, заметя ее высокий рост, направился к Н.Н. и, взяв за руку, повел к императрице, сказав во всеуслышанье: «Смотрите и восхищайтесь!» Александра Федоровна послушно навела лорнет на нее и со своей доброй чарующей улыбкой ответила: «Да, прекрасна, в самом деле прекрасна! Ваше изображение таким должно бы было перейти к потомству» (А. П. Арапова).