Книга Мертвая хватка - Дженнифер Роу

– Что за игру ты затеяла? – спросил Ангус, шагая вниз по лестнице. – Совсем на тебя не похоже.

Берди промолчала. Они подошли к выходу. Чтобы калитка не захлопнулась, Берди предусмотрительно воспользовалась оставленной полицейскими половинкой кирпича. Возле машины отец снова хотел что-то сказать, однако она предостерегающе подняла руку.

– Ни о чем не спрашивай, пап. Пожалуйста.

Ангус покачал головой:

– Сумасшедшая. Если не хочешь отвечать, не буду задавать вопросов. Ни единого. Но все-таки хочу кое-что заметить. Так, на всякий случай. Макс нанял тебя не для того, чтобы ты разоблачила убийцу Мэй, а чтобы помогла найти автора угрожающих писем. Ты ему ничего не должна, и он не имеет права взвалить на тебя такую ответственность. Он не в себе и не осознает последствий собственных поступков. Едва соображает, что говорит. Ты это поняла?

Берди кивнула.

– Если бы удалось побеседовать с ним наедине! Но эти несносные женщины постоянно торчат рядом, а при них, разумеется, он всерьез разговаривать не будет. – Ангус нахмурился. – Утром, по телефону, я выудил из него несколько внятных слов. Надеялся, что при встрече, без свидетелей, получится лучше, но вокруг толпа! Проклятье, Макс совсем плох. Мне доводилось и прежде видеть его не в форме, но не до такой степени. Мне это совсем не нравится. – Ангус сокрушенно покачал головой и продолжил после долгой паузы: – Он умеет вести себя отвратительно. Знаю. Самовлюбленный эгоистичный тиран. Был плохим отцом своим детям. И, наверное, назвать его хорошим мужем тоже нельзя. Найдутся люди, которые заявят, что он заслужил все, что получил, но только не я. Макс не заслуживает таких страданий. То, что он сделал со своей жизнью… Во время работы над книгой он что-нибудь сообщил о своем детстве?

– Совсем мало. Только то, что я уже знала. Да и незачем. Все уже описано. О трудном детстве Макса слышал каждый.

– Каждый слышал лишь то, что он считал нужным рассказать. У него есть любимый репертуар. Всем известно, что парень рос в бедности, мать с трудом тянула его. А об отце ты что-нибудь знаешь?

– Макс вырос без отца.

– Не совсем так. Примерно до двенадцати лет отец присутствовал. Агрессивный алкоголик. Макс его ненавидел, поэтому никогда о нем не вспоминал. Мне рассказал о нем в тот вечер, когда умерла твоя мама. Пришел к нам домой, и мы очень много выпили. Не знаю, почему он решил поделиться. Предупредил, что впервые об этом говорит. Видимо, хотел разделить горе, если понимаешь, что это значит. Или по-своему просил прощения за то, каким стал. Они с Джейн… отношения всегда были сложными. – Ангус взглянул на свои маленькие полные руки. – Люди такие, какие есть. Или принимай их целиком, или держись в стороне. Для меня Макс оставался Максом. А Джейн – Джейн. Я ее знал и любил такой, какой она была: красивой, интересной, полной жизни, любящей жизнь. Она подарила мне счастье, а с ее смертью умерла и часть меня. Вот так. Максу не было нужды рассказывать мне что-либо.

Берди с трудом дышала. К глазам подступили слезы, и пришлось изо всех сил сжать кулаки. Она никогда не плакала. В груди застрял комок. Казалось, в эту минуту распахнулась дверь в маленькую темную комнатку, стоявшую закрытой. Она попыталась стряхнуть оцепенение. Лицо отца оставалось спокойным: Ангус не подозревал, как действуют на нее его слова. Думал, что, подобно ему самому, дочь давно смирилась с положением вещей. Но когда умерла Джейн Бердвуд, Верити была ребенком. Думала по-детски, подчиняясь странной детской логике. Жила образами и грезами, не задавая сложных вопросов, особенно в отношении мамы. И вот сейчас она заморгала, сглотнула слезы и нахмурилась, пытаясь отогнать боль, отвернуться от тяжких чувств. А Ангус продолжил мягко и спокойно:

– Мать Макса была маленькой смуглой усталой женщиной. На улице ты бы прошла мимо, не обратив на нее внимания. Однажды он показал мне фотографию, которую прежде никто не видел. Наверное, когда-то она была хорошенькой, но к этому времени уже окончательно утратила привлекательность. Максу там лет десять-одиннадцать, он уговорил ее сфотографироваться и сам заплатил уличному фотографу из заработка газетного разносчика. Трогательная картинка. Тощий мальчик широко улыбается в объектив и обнимает маму так, словно поддерживает. Кажется, слышны его слова: «Улыбнись, мам!» – но мама не улыбается.

Отец жил с ними время от времени, пропивая заработки жены и сына. Мать работала уборщицей, а Макс разносил газеты…

Ангус помолчал, грустно улыбаясь каким-то своим воспоминаниям. Когда немного подрос, придумал способ защиты семейного бюджета: выпилив в полу своей комнаты тайник, прятал деньги под половицу. Отец валялся пьяным, бил и терроризировал обоих, а потом снова исчезал на несколько месяцев.

Макс признался, что больше всего на свете – больше побоев и бедности – ненавидел ощущение полной беспомощности перед негодяем, невозможность прекратить унижение, грабеж. Он уговаривал маму уехать. Надеялся, что на новом месте удастся начать новую жизнь. Убеждал, упрашивал. Накопил денег на переезд. Бедный мальчик.

Ангус обернулся и посмотрел на высокую каменную стену, за которой возвышался окруженный деревьями дворец Макса Талли.

– Но мать была слишком напугана и не находила сил что-либо предпринять. Не могла бороться за себя и за сына. Как Макс ни старался, сдвинуть ее с места так и не сумел.

Тот день, когда пришли полицейские и сообщили, что отца убили в пьяной драке, стал самым счастливым в жизни Макса. Но вскоре случилась трагедия: через год умерла мать. Не пережила какой-то банальной болезни – воспаления легких или чего-то подобного. Макс сказал, что ей просто не хватило воли к жизни. Она не хотела и не могла постоять за себя и оттого умерла. А он остался один. И тогда понял, что всегда был одинок.

Берди вспомнила его портрет в гостиной. Одинокий Макс. Взрослый человек, в душе которого все еще живет ребенок. Как и в каждом из нас. Вот только прежде она не понимала этого.

– Что Макс сказал тебе сегодня утром, по телефону? – спросила она. – Почему ты приехал?

– Сказал, что сходит с ума, – просто ответил отец. – И больше почти ничего, только попросил навестить его. Поэтому я и приехал. Думаю, не зря. Одно плохо: я начал волноваться не только за него, но и за тебя. – Ангус постучал ладонью по капоту. – Что мне с тобой делать?

– Что делать? – повторила Берди. – Только одно: ехать домой и не волноваться. Поверь: я отлично знаю, чего хочу.

Действительно ли она знала, чего хочет? Через полчаса Берди сидела в гостиной в одиночестве и размышляла. Однако сомневаться уже не приходилось. Решение принято. Колеса пришли в движение. Оставалось лишь играть роль и надеяться. Она посмотрела на тускнеющее небо. Почти шесть часов. Обычно в «Третьем желании» в это время подавали напитки, но сегодняшний вечер не похож на другие. Макс лег в постель. Дуглас наконец начал собирать вещи, решив провести ночь в мотеле. Уэнди поднялась в свою комнату. Бервин скрылась в студии. Иза ушла, – наверное, перелезла через сетку, потому что, когда Берди вернулась, ее уже не было, а в калитку она не выходила. После всего сказанного не следовало удивляться ничему. Берди клюнула на брошенную Максом наживку и создала между собой и остальными обитателями дома пропасть, мост через которую способно перекинуть только разоблачение преступника.