Книга Диверсанты Сталина. Спецназ НКВД в тылу врага - Алексей Попов

Говоря о добровольности советских военнопленных, следует иметь в виду, что в подавляющем большинстве случаев речь шла о выборе между жизнью и смертью в лагере от непосильного труда, голода и болезней. Изъявляя желание вступить в германскую армию, многие из них объявляли себя «казаками» и «украинцами», так как последним немцы всегда отдавали предпочтение.[411]

Вступая в создаваемые немцами формирования, часть завербованных надеялась, что до прямого участия в боях против своих соотечественников дело не дойдет, зато по прибытии на фронт создастся реальная возможность вырваться из рук немцев и перейти на сторону Красной Армии и партизан. Других подкупало новое положение в качестве солдат вермахта и связанное с этим улучшение питания и жизненных условий. Были и такие, кто выбирал службу у немцев из карьерных побуждений или ради материальной выгоды, кто стремился завоевать доверие новых хозяев и навсегда связать с ними свою судьбу.

Не ограничиваясь одним лишь набором добровольцев, германское командование уже с весны 1942 г. стало широко практиковать прямой набор в охранные и вспомогательные формирования вермахта всех военнопленных, признанных медицинскими комиссиями годными к строевой службе. В распоряжениях немецких командных инстанций говорилось о необходимости тщательной проверки лагерей «на предмет годности военнопленных как вспомогательной силы»[412]. Особое внимание уделялось прежде всего представителям тюркских и кавказских народов, а также казакам и украинцам. При вербовке нередко использовались угрозы расстрела, а также прямой обман, когда военнопленные отбирались под предлогом создания из них рабочих команд и зачислялись в воинские формирования без всякого на то согласия.[413]

Уже в сборных лагерях происходил отбор по национальным группам, которые размещались в разных бараках, а затем отправлялись в подготовительные лагеря центров формирования национальных легионов, казачьих и других частей, расположенные на оккупированной территории СССР и в Генерал-губернаторстве (Польша). По сравнению с условиями лагерей военнопленных режим здесь менялся в лучшую сторону, и хотя будущие легионеры и казаки все еще содержались под строгой охраной, охранникам теперь запрещалось избивать их без всякого повода. В целях восстановления физических сил военнопленных улучшалось их питание. По прибытии в лагеря все они проходили санитарную обработку и получали взамен своей изношенной красноармейской одежды стандартное обмундирование из трофейных запасов.[414]

О действительных причинах таких перемен пленные узнавали иногда по прошествии некоторого времени от выступавших перед ними представителей германского командования и национальных комитетов, которые говорили им, что они более не являются военнопленными, а будут приравнены к немецким солдатам и сами станут солдатами национальных легионов, казачьих и украинских частей, что теперь им придется следовать строгой военной дисциплине и тот, кто не хочет выполнять приказы своих новых начальников, будет вновь отправлен в лагерь военнопленных[415]. Желающих возвращаться, как правило, не находилось. Те же, кто имел мужество отказаться, попадали в категорию «политически нежелательных» со всеми вытекающими отсюда последствиями.

1942 г. принес немецкой стороне новые проблемы в этом вопросе. Начатое летом немецкое наступление выдохлось, так и не достигнув ни одной из намеченных целей. В такой обстановке перед германским военным и политическим руководством как никогда ранее остро встал вопрос поиска дополнительных резервов борьбы и в связи с этим — изменения традиционных методов восточной политики.

Поднятая проблема обсуждалась 18 декабря 1942 г. на организованной Розенбергом конференции с участием начальников оперативных тыловых районов Восточного фронта и представителей центральных военных управлений, ответственных за проведение политики и осуществление хозяйственной деятельности на оккупированной территории. Обсуждая возможности привлечения советского населения к активному сотрудничеству с немцами, военные представители недвусмысленно заявляли, что вермахт нуждается в непосредственном использовании населения оккупированных районов для ведения боевых действий и восполнения потерь личного состава войск. Без привлечения сил местного населения, по их мнению, не могла быть успешной и борьба со все расширяющимся партизанским движением. Поэтому они считали необходимым пойти на определенные уступки в обращении с населением, такие как ускоренное восстановление частной собственности, в особенности на землю, улучшение продовольственного снабжения, свертывание принудительной депортации, ограниченное участие местных жителей в решении управленческо-административных вопросов, а главное — дать русскому населению такую политическую цель, которая пришлась бы ему по вкусу. При этом участники совещания недвусмысленно высказывались о том, что речь идет лишь о мероприятиях временного характера, которые сразу же после окончания войны могли быть подвергнуты любой ревизии.[416]

Прозвучавшие аргументы произвели сильное впечатление на Розенберга, который обещал довести результаты конференции до сведения фюрера. В январе 1943 г. рейхс-министр подготовил для Гитлера проект так называемой «Восточной декларации», сводившейся в основном к выполнению таких мероприятий, как 1) создание национальных представительств отдельных народов, 2) формирование народных армий в качестве союзников Германии в войне против СССР, 3) отмена всей большевистской экономической системы и переход к восстановлению частной собственности.[417]

Несмотря на свое согласие с некоторыми предложениями Розенберга, фюрер отклонил идею с декларацией и отказался до окончания войны вносить в проводимую политику какие-либо изменения.

Единственным официальным документом, встретившим всеобщую поддержку, стала инструкция Министерства пропаганды, подписанная Й. Геббельсом 15 февраля 1943 г., в которой особо подчеркивалась необходимость избегать в пропаганде, рассчитанной на народы Советского Союза, всех дискриминирующих их высказываний и ни в коем случае не упоминать о колонизаторских планах Германии.

Инструкция Геббельса была спущена на места и породила дальнейшие разработки местных командных инстанций относительно задач и методов пропаганды среди населения оккупированных областей и солдат восточных формирований. Мероприятия в области пропаганды знаменовали собой решительный сдвиг в методике осуществления гитлеровской восточной политики. Однако это не означало внесения каких бы то ни было изменений в ее основополагающие установки. Речь шла о грандиозной уловке, призванной заставить народы Советского Союза проливать пот и кровь ради победы германского рейха.