Книга Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735) - Игорь Курукин

28. Колесовали 4-х солдат и клали живцем на колесах за убийство маркитантов, также и 2-х донцов, за то, что ведали про убийство и умолчали».

Прочих виновных подвергали публичным наказанием — например, сажали верхом на пушку.

Особенно отличались на криминальном поприще ни Бога, ни черта не боявшиеся моряки и заброшенные на край света работные. В 1730 году «кригсрехт» в Реште рассматривал дело лоцмана Ефима Мельникова, организовавшего пиратскую шайку. Беглый «крестьянский сын» с Рязанщины успел до того пожить на вольном Дону, потом более десятка лет плавал на Каспии, а прибыв со своим эверсом в Решт, подобрал команду, куда вошли подьячий Петр Турчанинов, дезертир Алексей Каюров, бывший посадский Андрей Крапивин, работный из Нижнего Новгорода Егор Соколов, «ясачный алатырец» Фадей Простяков и другие «музуры» — судовые рабочие и матросы. С ними Мельников выходил в море на разбой в духе Стеньки Разина, и некоторое время все сходило им с рук, пока армянский приказчик с его же эверса не донес на пирата, совершившего в августе 1729 года уж очень дерзкое преступление: Мельников со своей шайкой, «напившись чихирю», вышли на лодках в море, атаковали персидский «киржим» «и, догнав, нападши оный разграбили, а посажиров мухаметанцов человек с 15 мужска и женска полу всех в море побросали». Видимо, не все были согласны с этой расправой, и Мельников тут же убил и утопил пять человек из своей команды, «чтоб языку не было». Расследовавший дело Левашов не решился казнить «гражданских» преступников без указа и послал доклад о «многом смертном убивстве» в Москву, сетуя на то, что «в судовых работных людей мало добрых».

Менее виновные сидели в гарнизонной тюрьме. В 1732 году среди 52 арестантов крепости Святого Креста находился драгунский поручик Карл Бланкер, в ссоре выстреливший из пистолета в прапорщика соседнего полка Валутина; задержанные по неизвестному «секретному важному делу» каптенармус Петр Буравов и рядовой Николай Полуграбленой; уличенные в «делании оловянных копеек» предприимчивые солдатики Тимофей Буров и Семен Рыбников. Их соседями были попавшиеся на воровстве горцы; «костековцы уздени» Казбулат Алиев и Урдаша Карактенов, которые «российских людей продавали тавлинцам»; плененные во время набега кубанские татары вместе с невесть как оказавшимся в их рядах запорожским казаком Василием Соломкой и казаком-некрасовцем Андреем Зиминым, сданным под караул кабардинскими князьями.

Среди нехитрых солдатских радостей были награды. За успешную оборону крепости от войск шамхала в 1725 году унтер-офицеры получили по рублю, а капралы и рядовые — по полтине. Добыча, взятая во время «партий», когда солдаты и казаки забирали «пожитки» горцев (медную посуду, ковры и прочее), тут же переходила в руки «маркитентеров» — у крепости Святого Креста раскинулся шумный базар, где «имеется торгование с приездными купцами российскими, армянами, горскими чеченцами, татары и протчие». Служивые развлекались азартными играми, по праздникам устраивались фейерверки и выдавалась казенная водка. Тогда и море казалось им по колено, но попытки появиться за пределами лагеря оканчивалась для гуляк гибелью или пленом: «Пушкаря полкового, который напившись, поехал в поле, татары изрубили». Впрочем, гулять многим было не на что: вино из лагерного казенного кабака стоило в 1724 году очень дорого — по три-четыре рубля за ведро, отчего Сенат, к радости оборотистого Марковича, разрешил «черкасам и казакам, которые там обретаются, вино и табак провозить и продавать свободно повольною ценою». Но уже в 1726 году казацкие выгоды уменьшились — товара было привезено много, и служивые могли покупать ведро водки по «указной цене» в 1 рубль 40 копеек, а местный чихирь и того дешевле — по 80 копеек.

Цена побед

Самой же страшной бедой были болезни. Маркович в дневнике писал о смерти лишь своих знакомых и сослуживцев, но однажды указал убыль «из команды обозного Прилуцкого чрез один сей месяц (март 1726 года. — И. К.) 284 человека». За период с декабря 1724-го по ноябрь 1725 года общие потери Низового корпуса составили 6237 человек; из этого количества в боях погибли только 74 человека; 13 утонули, а 5097 солдат, офицеров и казаков «померли». Долгоруков наличном опыте почувствовал местный «злой и язвителной нездоровой воздух»; в официальном письме Макарову прорывается его боль: «Толко у меня одно радование было, и то Бог отнял» (в Дербенте скончался его племянник Иван).

Высокой смертности способствовало «скудное пропитание» солдат, состоявшее, по словам князя, практически из «хлеба и воды», да и те были далеко не лучшего качества. В донесениях Долгорукова из Гиляна содержится составленная штаб-лекарем при корпусе Антонием де Телсом записка о состоянии гарнизона. Из нее следует, что летом войска страдали от «жаров превеликих и яко бы огнем палящих», а осень и зима были «зело дождевые с мерной теплотою», и только весна являлась относительно благоприятным временем года для пришельцев из «холодного климата». «Туманной и болотной воздух» зимой и осенью способствовал порче провианта, состоявшего в основном из муки и крупы; червивое мясо и местные фрукты вызывали у солдат «кровавые поносы» и «преострые бещисленные лихорадки», которые «в кратком времени житие их в смерть превращают».

Согласно рапортам Левашова, за пять месяцев (с 1 июня по 1 ноября) 1725 года из его «команды» в Гиляне умерли 1425 человек (почти целый полк!); за четыре месяца (с 1 июля по 1 ноября) 1726 года- 648 человек (в июле 71, в августе 110, в сентябре 184 и в октябре — 283), а из оставшихся 7125 солдат и офицеров регулярной армии больными числились 2504, то есть 35 процентов. Доктор и сам долго не выдержал здешних условий — в июне 1727 года «о себе объявил, что он имеет многие болезни и невозможность, от которой имеет опасность от здешних воздухов», и отбыл в Астрахань; командующий должен был требовать его замены.

Ввиду отсутствия иных кандидатур князь просил назначить штаб-лекарем полкового врача Ростовского драгунского полка Ефима Маса. Для сравнения можно привести данные о смертности в полевых войсках на Украине: в 14 драгунских полках за сентябрь-ноябрь 1723 года скончались 70 человек. В самой худшей ситуации оказались страдавшие от «лихорадки и поноса» Кроншлотский и Олонецкий полки, в первом было 16 умерших и 151 больной; во втором — 19 умерших и 213 больных.

«Превращение в смерть» облегчалось отсутствием медицинской помощи и лекарств: в крепости Святого Креста не было какого-либо помещения для больных, и они вынуждены были «в палатках лежать без всякого надлежащего покоя и прочего довольства», пока в 1733 году не был получен указ о создании госпиталя. В ноябре этого года прапорщик Астраханского драгунского полка и лазаретный комиссар Артемий Хотянцев докладывал о проделанной работе: «Имеется в лазарете под больными постели и подушки холстяные, набитые сеном, которые меняли по 2 раза, а порции даются больным на день каждому человеку: вина по 1 чарке, пива по 1 осьмухе, мяса в мясные дни на неделю по 5 фунтов, масла по 48 золотников; получают также калачи, а тяжело больным в пост доктор дает мясо и масло, а на припарку и на спирт больные и раненые получали вино и уксус».

Даже в самом большом лазарете в Астрахани, куда отправляли больных с Сулака и из Баку, работал всего один врач. Да и квалификация персонала была недостаточной: в Дербенте лекарь Рифтер был отдан под суд за то, что без врачебного консилиума ампутировал солдату ногу, которую можно было вылечить. В марте 1727 года Верховный тайный совет обсуждал вопрос о посылке в Гилян «оптеки с медикаментами» и лекарей. Первую смогли отправить в войска только летом следующего года, а в отношении персонала Медицинская канцелярия оказалась бессильной помочь — в ее распоряжении не было опытных специалистов, и Верховный тайный совет мог только направить в войска «подлекарей» из числа учеников при Московском «гошпитале».