Книга Русское масонство в царствование Екатерины II - Георгий Вернадский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ты справедливо судишь о моих правилах, — писал Кутузов Лопухину по поводу ареста Радищева, — я ненавижу возмутительных граждан, — они суть враги отечества и, следовательно, мои».
«Нет ничего священнее Государя, нет ничего мерзостнее бунтовщика… — такой афоризм находим в книге «Аристид, или Истинный патриот» (М., 1785). — Возмутитель есть вероломец, стыд Государя и ужас Государства».
«Правило повиновения, которого высокопочтенный орден от нас требует, — говорил Ф. П. Ключарев в 1784 году, — есть почтение и повиновение Государю, яко божественному образу на земли сей, из коего повиновения истекает исполнение гражданских законов и любовь к отечеству».
«Россия не то, что Польша еще, Россия все еще Татарщина, — писал Поздеев гр. А. К. Разумовскому[254] в 1816 году, — в которой должен быть Государь самодержавный, подкрепляемый множеством дворян».
«Гнилое царство мира сего» два раза на глазах екатерининских масонов осуществлено было на земле. Первый раз в виде пугачевщины. Во главе правительственных войск в 1774 году поставлен был гр. П. И. Панин; несомненно, в числе офицеров, служивших под его командой, было немало масонов, запомнивших уроки пугачевщины на всю последующую жизнь. Вероятно, масоном был П. С. Рунич, член следственной комиссии 1774–1775 годов.
Дежурным офицером при Панине состоял Поздеев. Грозное видение пугачевщины с тех пор не покидало его. В 1796 году, во время беспорядков его вологодских крепостных, Поздеев сейчас же вспомнил яицкого казака. «В крестьянах видим явно готовящийся бунт, весьма похожий на пугачевский… да теперь же у них слышится, что и городов не будет».
«Пугачев везде рассеивал, что если бы в России подпоры подрубить, то забор сам упадет, а потому и восстал на дворян, зачал крестьян делать вольными… Под владением Пугачева истреблено не персон, а фамилиев дворянских девять сот»[255]. Те же самые впечатления передавал Поздеев и Ланскому в 1817 году: «Во время бывшего бунта против (sic) Пугачева в 74 году, когда граф Панин был послан для усмирения, я при нем тогда правил дежурство, то мне все эти дела известны. Наши русские мужички таковы, что они и младенца из утробы матери вырезывали, то судите — это паче нежели звери. Да кем их усмирять? Солдатами? Да солдаты ведь из тех же. То кем усмирять? Ведь внутренняя война хуже внешней, страшнее: тогда и с кем идешь усмирять, и того страшись. С бригадира Толстого под Казанью кожу содрали. То вот что наши мужички, как им дать вольность».
Второй раз царство мира сего воплотилось во французской революции.
Франция — «гнездо цареубийц, ядомешателей, грабителей, разбойников», — писал Кутузов Трубецкому в 1792 году.
Ученики Лопухина, Колокольников и Невзоров, сообщали своему патрону из Страсбурга в ноябре 1790 года. «Мы намерены были отправиться в Париж, но вчера в день отъезда нашего в Париж, напал на нас обоих дух беспокойства, так что мы ни обедать, ни ужинать не могли. И так решились совсем оставить Францию и неотменно отправиться в Гетинг».
Нельзя думать, что масоны новиковского кружка писали так только для отводу глаз, имея в виду неизбежную перлюстрацию. Невзоров то же самое утверждал и в письме своем к Поздееву в 1816 году: «Мы отказались посещать в Страсбурге патриотическое общество в 1790 году, почитая все таковые заведения плодом мятежного буйства, от чего благодетели наши учили остерегаться».
«В 1791 году, когда я был в Геттингене без товарища один, — писал дальше Невзоров, — звали меня записаться в большую там ложу масонскую, в которой был великим мастером тамошний профессор и славный стихотворец Бюргер, но я, помня наставление своего благодетеля И. В. Лопухина оберегаться таковых приглашений, чтобы не попасть вместо доброй ложи в какую-нибудь беспутную и развратную, от того отказался и был собою доволен, когда услышал, что в означенной Геттингентской ложе в одно собрание означенный великий мастер Бюргер говорил похвальную речь равенству французскому».
Французская революция послужила ярким примером пагубного яда неверия и вольнодумства. Описав в своей «Внутренней церкви» пустословие лжемудрых хулителей Бога, Лопухин добавлял: «Сей дух кружения воцарился в погибающей Франции».
Подробно развивал Лопухин эту свою мысль в письме к Кутузову (от 14 октября 1790 года). «Я думаю, — писал он, — что сочинения Вольтеров, Дидеротов, Гельвециев и всех антихристианских вольнодумцев много способствовали нынешнему юродствованию Франции. Да и возможно ли, чтобы те, которые не чтут самого Царя царей, могли любить царей земных и охотно им повиноваться? Чувства сии любви и повиновения необходимо нужны для благосостояния существенного. Но может ли сие быть предметом тех, которые токмо ищут собственной корысти, на которой основана вся оная модная французская философия. Жалко, что сие имя профанируется. Зови меня, кто хочет, фанатиком, мартинистом, распромасоном, как угодно, я уверен, что то государство счастливее, в котором больше прямых христиан. Они токмо могут быть хорошими подданными и гражданами».
В соответствии с этим и Кутузов восклицал в письме к А. А. Плещееву (1792 год): «Монархи веселились сочинениями Вольтера, Гельвеция и им подобных, ласкали и награждали их, не ведая, что, по русской пословице, согревали змею в своей пазухе; теперь видят следствие блистательных слов, но не имеют уже почти средств к истреблению попущенного ими».
«Несчастная Франция! — доказывал Кутузов жене Плещеева. — Сия прекрасная земля приносится в жертву ложной философии и нескольким вскруженным головам. Дай, Боже, чтобы сей плачевный пример открыл глаза монархам и показали бы им ясно, что христианская религия есть единственное основание народного благосостояния и их собственной законной власти. Да научатся несчастием ближнего, что поощрение остроумия есть истинный яд, пожирающий жизненные соки всякого порядка и подчиненности».
Благотворение масонов изливалось прежде всего на братьев, а затем уже переходило на лиц, не принадлежавших к составу ордена. «Всякий каменщик, какого бы исповедания христианского, какой бы страны или состояния ни был, есть твой брат и имеет право в твоей помощи»[256], — гласил Устав вольных каменщиков.
Помощь братьям состояла прежде всего в служебном содействии. Масон старался помочь продвинуться по службе всякому, кто состоял в ордене. Масонский диплом был как бы залогом, которым обеспечивалось восхождение по служебной лестнице.
