Книга Религиозный вопрос в XXI веке. Геополитика и кризис постмодерна - Жорж Корм

Ислам должен перестать представлять себя в качестве закрытой и нетерпимой религии, образ которой сводится исключительно к неудобоваримой литературе современных фундаменталистских движений, ведь еще несколько десятилетий назад реформистские школы ислама господствовали на интеллектуальной и политической сцене мусульманских обществ. Это реформистское движение, инициированное более ста семидесяти пяти лет назад путешествием египетского азхарского шейха Рифаа ат-Тахтави в 1824 году в Париж[254], ставшим одним из кульминационных моментов арабского возрождения, в котором принимали участие и христиане, и мусульмане, было вытеснено в 1970 годах фундаменталистской волной, главными двигателями которой выступили пакистанские и саудовские разновидности ислама. Все произведения этих великих реформаторов, проникнутые гуманистическими ценностями, – этих великих читателей (и зачастую переводчиков) главных произведений философии Просвещения – исчезли с полок библиотек, уступив место работам фундаменталистских авторов. В результате молодые поколения арабов были отрезаны от исторических и культурных корней, которые позволили бы им увидеть мир не в свете конфликта цивилизаций.

Именно в этом контексте может объясняться усиление антисемитских настроений или озлобленные выпады некоторых арабских СМИ против «иудео-христианской» цивилизации или «новых крестоносцев»; но реальное противодействие им потребовало бы также, чтобы в Европе или США были предприняты усилия и для борьбы с разлитой в воздухе исламофобией, всё более открыто пропагандируемой некоторыми авторами и политическими деятелями, для раскрытия и обновления академических исследований арабского мира и ислама, которые могли бы приблизиться к сложности современного геополитического контекста и попытаться понять многосторонние причины драматического разрыва со столь близким нам периодом мусульманского реформизма XIX и XX веков.

Так и в иудаизме сильнейшее влияние неоконсервативных кругов, которые слепо защищают любые действия государства Израиль, смешивая их с защитой самого иудаизма, до сего момента мешало выражению плюрализма мнений, характеризующего, в общем-то, собственно иудейскую рефлексию[255]. Однако этот плюрализм трудно разглядеть, поскольку инакомыслие обходится молчанием или же высмеивается, приписываясь евреям с несчастным сознаниям (self-hating Jews), особенно когда оно обнаруживается у сильных личностей, таких как знаменитый американский лингвист Ноам Хомский, неустанный разоблачитель государственного терроризма, практикуемого правительством США[256], или же умерший в 2001 году Израэль Шахак, профессор химии Еврейского университета в Иерусалиме, бывший беженец из варшавского гетто и лагерей смерти, председатель Израильской лиги прав человека и гражданских прав, ставший непримиримым критиком действий государства Израиль, направленных против палестинцев[257].

В действительности, в исламе, как и в иудаизме, консервативный и неофундаменталистский конформизм, завоевавший господство, поддерживается потворствующей им позицией СМИ и некоторых академических исследователей, которые представляют эти религии в антиисторическом и эссенциалистском свете, в виде двух одновременно религиозных, культурных и цивилизационно замкнутых систем, что способствует возникновению и еврейского, и мусульманского закрытого национализма нового типа, который в интеллектуальном плане способен на немалую агрессивность.

Самые бесстыдные формы цивилизационного национализма проявляются в некоторых выступлениях европейских глав правительств: так, Сильвио Берлускони во время визита в Берлин 26 сентября 2001 года, сразу после терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне, позволил себе высказать крайне негативную оценку мусульманского мира (по его словам, «одна из его частей отстала на 1400 лет») и заявить о бесспорном превосходстве западной цивилизации. И наоборот, риторика бывшего малайзийского премьер-министра Махатхир бин Мохамада, выступившего на саммите Организации исламского сотрудничества в октябре 2003 года в Куала-Лумпур, не менее порочна. В своей длинной речи, отражающей чувства довольно значительной части мусульманского населения, он обличал разобщенность мусульман перед агрессией западных стран, которые считают мусульман своим врагом; он напомнил о том, как велика была исламская цивилизация, когда она была основана на науке и знании, и пожаловался на упадок исламского мира. Хотя он и претендовал на некоторую избирательность в собственных разоблачениях Запада, когда, например, утверждал, что не все жители Запада одинаково враждебны к мусульманам и не все евреи одобряют то, что делают израильтяне, в качестве образца он предложил мусульманам еврейский народ, «который думает», который защищался, с успехом продвигая социализм, коммунизм, права человека и демократию, «так что продолжать их преследовать – значит становиться на сторону зла, и потому они получили права наравне с другими»; следовательно, мусульмане «не должны ограничиваться тем, чтобы сражаться с ними физически, им надо применить и свой ум»[258]. Все эти риторические ходы, религиозная и националистическая игра отражений и перевертываний крайне опасны, будь они западного или мусульманского происхождения, и только защита светского, профанного мировоззрения позволит им противодействовать.