Книга Отель "Гонолулу" - Пол Теру

— В Англии есть пальмы?

— Нет. Ни пальм, ни омаров — одни кошмары.

Он подозрительно покосился на меня, потом на книгу.

— Это еще что?

— Селин. «Путешествие на край ночи».

Я прочел ему вслух:

— «Род людской вечно в пути, так что в день Страшного суда, который состоится, конечно, на улице, до места его от гостиницы будет явно ближе, чем от дома. И когда низлетят ангелы с трубами, первыми явимся мы, выскочившие из меблирашек».

— Да, эта малышка[35] кое-что смыслит в деле, — признал Бадди. — Мне нравятся книги. Надо будет как-нибудь и твою почитать.

— Не стоит.

Это было мое уязвимое место. Неделю назад Милочка отрекомендовала меня очередному гостю как писателя, а ведь я специально предупреждал: «Говори: „управляющий гостиницей“». Это звание обладало всеми преимуществами истины без скрытой в ней угрозы.

— Ваша жена говорит, вы писатель, — прицепился ко мне этот гость.

Я улыбался, замерев в ожидании неизбежного.

— Вы пишете под собственным именем?

— Да.

Мое имя не пробудило у него никаких ассоциаций, но он поспешил продемонстрировать мне свою любовь к чтению, порекомендовав кое-какие книги из числа тех, что я постоянно видел в руках у людей, загоравших на пляже. Я охотно укрывался за анонимностью. На курорте, среди пестрой толпы, никому нет дела до твоего имени, никто не спросит, как ты сюда попал.

Иные постояльцы, заметив на стене афишу «Щелкунчика», интересовались:

— У вас тут и балет имеется?

— Имеется. А также опера и симфонический оркестр Гонолулу.

— Обожаю эту срань! — воскликнул один из гостей.

Я сказал ему:

— Если вокруг растут пальмы, а босые туземцы выбрасывают в окошки своих машин пивные банки, это отнюдь не означает, что на острове нет культурной жизни.

Но посещать балет на Гавайях казалось мне вульгарным и нарочитым проявлением мещанства, а отнюдь не свидетельством утонченности. Меня вполне устраивали босоногие любители пива и безмозглые красотки-купальщицы. О литературе даже говорить не хотелось, я становился в тупик, когда Бадди, хваставший своим невежеством, вдруг начинал неуверенно рассуждать о книгах. Мне бы лучше потолковать с Пи-Ви о его кулинарных секретах. Я с удовольствием слушал, как Бадди рассказывает нечто новое о сердцевине пальмы, о том, как он свел на лакомства пол-акра деревьев.

Милочка считала себя большой интеллектуалкой, поскольку, разъезжая на роликовых коньках, слушала «Куджо» на аудиокассете.

— Должно быть, ты скучаешь по большому городу, — посочувствовал мне как-то Пи-Ви.

Я совершенно искренне ответил «нет»: в большом городе я задыхался от смога, превращался в частицу нерасчлененной толпы, забивался в свою щель, терялся, словно уменьшаясь в размерах, среди небоскребов. В больших городах нет ни ночи, ни тишины.

— Зато культура, — возразил он, — спектакли, концерты. У нас они бывают только на Рождество, и то ненастоящие.

— Культуру человек всюду несет с собой. Твои рецепты — это и есть культура, Пи-Ви, — ответил я ему. — И ты же знаешь, язык — тоже культура.

— У меня свой язык, — вставила Нани, подружка Пи-Ви. — Пиджин.

«Более лучше, — говорила Нани. — Талфон, бумбай, — говорила она. — Я никогда не учить аглиски». Кеола, мывший окна, одобрительно улыбался во весь рот, словно внимая звукам музыки, но, на мой слух, этот деградировавший, годившийся лишь для обиходного общения жаргон, угрюмое ворчание, сплошь междометия да слова, произвольно меняющие значение, больше походил на обрывки птичьего щебета. Туземцы называли свое наречие «пиджин» и считали его особым языком, не хуже греческого или португальского. Это, дескать, вовсе не английский. На самом деле это был, конечно, английский, только донельзя неряшливый: он обходился без грамматики и орфографии, без глагола-связки, использовался почти исключительно в настоящем времени — этого хватало, поскольку гавайцев интересует только настоящее. Они внимательно вслушиваются в чужую речь, щурясь от усердия, и, похоже, больше смысла извлекают из звуков, нежели из значения слов.

Нани сказала:

— Пусть хаоле слушать. Он хуху? Асса мада собирать ветки. Нет больше делать. Или вот: этот хаоле лоло, он быть колохе. Кеики он более лучше. — Она испустила вздох удовлетворения: — Вот так.

— В вашем языке есть глаголы? — поинтересовался я.

Она возмутилась:

— Ты трахать меня мозги?

— В твоем предложении есть глагол «трахать». В моем — глагол «есть».

— Пи-Ви, этот хаоле трахать меня мозги, — пожаловалась она. — Очень телигентный.

— Потерпи, Нани, — посоветовал ей Пи-Ви.

— Зачем он прийти к тебе быть? — продолжала она.

— Лингвист сказал бы, что в этом предложении отсутствует глагол-связка «быть». Это предложение со смещенным, постпозитивным сказуемым «быть».

— Телигентный! — повторила Нани.

— Я тут кое-кому говорил, что знаком с тобой, — сказал мне Пи-Ви. — Они говорят: «Ой, он знаменитый!» Хотят с тобой познакомиться.

Но я отказался от такой чести, а потому Рождество встречал с Бадди, Пи-Ви, Нани, моей прелестной женой и дочерью и немногочисленными гостями на веранде второго этажа, примыкавшей к «Потерянному раю».

— С книгами покончено, — сказал я. — Некоторые просто макулатура, мне теперь противно даже смотреть на них.

— Книги — это хорошо, — возразил Пи-Ви.

— Сегодня Рождество, — сказал я. — Поговорим лучше о птицах или черепахах. Или о море, например. В прошлом году я видел с крыши кита.

— А Нани видела вчера дельфинов, — подхватил Пи-Ви.

Услышав свое имя, Нани вклинилась в разговор:

— Мы иметь много птиц, мы не знать имя. Индюк говорить не гоббл-гоббл, он коло-коло. Санта-Клаус — Кана Калока.

Чистосердечный невежда гораздо приятнее псевдоинтеллектуалов, уговаривал я себя, стараясь удержать на лице улыбку. Некоторые постояльцы часами пересказывали мне сюжеты понравившихся книг, другие, разодетые, возвращаясь с «Щелкунчика», поставленного силами местного балета, чванились перед теми туристами, что любовались в «счастливый час», как девушки танцуют хулу.

— Я хотеть назвать ее Тейлор, но мой муж сказать «нет», — делилась Милочка с кем-то из участниц рождественской вечеринки.

— Тейлор значит портной, — вмешался я. — Не слишком-то многообещающее имя. Могла бы с тем же успехом назвать ее Сапожником.