Книга Фабий Байл. Прародитель - Джош Рейнольдс

Он отвернулся и выкрикнул экипажу мостика последние несколько приказов. Над палубой разнесся грубый металлический голос.

«Контакт через десять… Девять… Восемь…»

— Унылая? Возможно. Но она моя, и я берегу ее, — тихо ответил Байл, чтобы его не услышали. Стремление к совершенству привело его сюда. Лучше б он продолжал печалиться.

Он некоторое время наблюдал за экипажем на своих постах и слушал их нервную болтовню. Эльдары атакуют их, как только увидят. Но к тому моменту будет поздно. Байл отстраненно прикинул, сколько Элиану осталось. Немного, но шумодесантника это явно не беспокоило. Байлу оставалось лишь гадать, каково это — осуществить мечту всей жизни.

Блистательный обернулся.

— В чем дело? Почему ты еще здесь, главный апотекарий? Разве тебе не надо готовиться к славному бою в мою честь? Не волнуйся, Савона проследит, чтобы с тобой ничего не случилось. Я не хочу, чтобы ты пропустил мой триумф.

Байл низко поклонился и отвернулся. Когда он уже уходил, Блистательный добавил:

— Не забывай, Фабий… Если ты меня разочаруешь, я лично прослежу, чтобы твой злобный мозг со всеми его темными знаниями либо развеяли по космическому ветру, либо передали кому-нибудь более услужливому. Я устал от этого мира и хочу уже увидеть другой. И если для этого потребуется переступить через твой труп, я это сделаю.

В реакторном зале «Кваржазата» Элиан Пакрит, бывший сержант Девятой роты, почувствовал тяжесть приближающегося момента и понял, что скоро умрет. Каждая клетка его тела горела диким огнем от песни Слаанеш, которая билась в теле, пытаясь вырваться, и он трясся, потеряв контроль над собой. Кабели давно вылетели из гнезд и хлестали вокруг, а оставшиеся вокс-динамики испускали диссонирующий шум. Вокруг валялись еще подергивающиеся тела машиножрецов, чьи мозги вскипели от силы его голоса. Он и себе сжег все внутренности дотла. Но песня продолжала стучать в голове, сердце и душе, а тело продолжало жить. Оно не умрет, пока ему еще было что предложить.

Он отдался песне добровольно и даже радостно. С тех пор, как он впервые услышал ее на каком-то давно забытом поле боя, он мечтал лишь о том, чтобы стать с ней одним целым. Где это было, на Истваане? Он не помнил. Память ничего не хранила подолгу, эмоции притупились, от них остались лишь осколки. Всякий раз, когда он обращался к воспоминаниям, видел лишь обрывки чего-то ужасного и прекрасного. Только песнь имела значение.

Никогда еще Элиан не чувствовал себя так одиноко, как сейчас, под светом звезд. Вокруг него танцевали демоническое силуэты, изящные и притягательные, но он едва замечал их. Фрейлины Слаанеш следовали своей природе, летя на его пение, как мотыльки на огонь, и вскоре целые сотни плыли по залу, распевая вместе с ним. Ему казалось, что воздух переливается всеми цветами, что он кристально чист, что он сияет, как солнце, обращается в пляж из золотых зубов и в море темного вина. Лампы горели так, что жгло глаза, а звуки пульсировали в гипнотическом ритме, подчиняясь темпу его голоса. Стена перед ним была гигантской пастью, и она говорила что-то, но поврежденные барабанные перепонки ничего не улавливали. На фоне пасти чернело пятно. Пятно было миром, который ослепила его песнь. Он ясно видел его через пропавшие стены корабля. Сенсоры «Кваржазата» были его глазами, вокс был его голосом.

Элиана ждала достойная смерть. Он превратился в чистый шум и ярость, пока еще запертый в распадающейся оболочке, и смотрел перед собой, уговаривая себя продержаться еще немного. Он хотел, чтобы эль-дары услышали его во всем его величии, чтобы его партия пронеслась над ними прежде, чем ее унесет космический ветер. Пятно разрасталось, уродуя совершенную негармоничность имматериума.

Рукотворный мир был так огромен, что мог двигаться лишь с досветовой скоростью. Его окружал флот из кораблей поменьше, которые жались к нему, как косяки рыб к тени левиафана. Мир населяли миллионы, и совсем скоро эти миллионы услышат зов Слаанеш. Его братья поднимут свои инструменты и двинутся вперед, неся песнь к самому сердцу вражеского мира. Они заставят саму психокость рыдать от ее красоты и обучат безбожных эльдаров новым способам кричать, наслаждаться и убивать.

Они освободят ксеносов от оков и откроют им вечный мир чудес и славы. Не обращая внимания на спазмы в спине и ногах, Элиан выпрямился, раскинул руки в стороны и собрался с последними силами. Его партия подходила к концу, но сама песнь никогда не умрет. И после его смерти она будет литься вперед, набирая силу. Она накроет всю Галактику — и тогда все познают божественный восторг, который дарила любовь Слаанеш.

Рукотворный мир приближался. Элиан чувствовал пульсацию вокс-частот флота и нетерпение «Кваржазата», завидевшего добычу. Корабль трясся, как пес на охоте, а его двигатели оглушительно пыхтели. Небольшие рейдерские и поисково-ударные корабли вырывались вперед, нарушая построение и уходя туда, где их не доставала его песнь, где их не касались подсоединенные к нему разумы еще живых смертных. Они погибнут первыми, эгоистично забрав себе смерти, которые предназначались куда лучшим воинам. Но он не мог винить их за излишнюю рьяность. Когда-то он вполне мог поступить так же.

Он протянул руки, словно мог схватить далекий корабль, и замки на броне в конце концов не выдержали. Раскалывающийся череп усиливал все звуки до грома. Главный апотекарий наделил его огромной силой, и не раз. Мозг, пронизанный нечеловеческой плотью, вскипал, и он слышал голоса псайкеров и ведьм, которым она раньше принадлежала. Он слышал крики, с которыми они отдавали свои силы его песне, обращаясь в прах на ветру музыки. Элиан заставил их петь вместе с ним.

Его песнь расколола космос, сложила вдвое и скрутила, открывая путь «Кваржазату», за которым следовал остальной флот. Он чувствовал, как задрожал корпус, когда выдвинулись орудия. Он слышал, как воют сирены, как возбужденно кричат члены экипажа на своих постах.

Он слышал пение.

Внутри разгоралась боль. Его голос слабел. Теперь он остался по-настоящему один, и уже ничто не могло его спасти. Броня сползала с распадающихся конечностей, разваливающегося туловища, раскалывающейся головы. Демонетки растворялись в воздухе, напоследок проводя когтями по его броне со сладостной горечью прощания. Или, возможно, желая показать ему, что он прожил достойную жизнь и спел достойную песнь.

Война началась, и Элиан Пакрит, бывший сержант Девятой роты, рассыпался в пыль. Но песнь разрушения продолжала катиться вперед, становясь только сильнее.

— Олеандр, ты помнишь Кемос? — спросил Гулос, когда зазвенели датчики сближения и воины, которым не терпелось отправиться на войну, бросились к своим десантным капсулам. По ангару разносился монотонный рокот от выстрелов, тщетно бьющих в щиты «Кваржазата». Пока тщетно. Они уже выходили на орбиту рукотворного мира, а когда это случится, на флот со всех сторон набросятся тысячи неуловимых истребителей и один очень большой корабль. Пустотные щиты быстро спадут под напором плазмы. Олеандр был почти рад, что отправлялся в первой волне.

— Я родился на Терре, — ответил Олеандр, рефлекторно проверяя свое снаряжение. Все было в порядке — к сожалению. Он был бы не против отвлечься. Десантирование ему никогда не нравилось: слишком большой риск, слишком мало контроля.