Книга Быть императрицей. Повседневная жизнь на троне - Елена Первушина

И дорогой муженек скучает по своей маленькой женке. А я-то по тебе! Но у меня есть милая семья, утешающая меня. Заходишь ли ты когда-либо в мое отделение вагона? Пожалуйста, передай Фред. мои сердечны приветствия. Говорил ли ты с Федоровым о военных студентах и докторах? От тебя не было сегодня телеграммы. Я думаю – это значит, что ты ничего особенного не делал.

Теперь, мой драгоценный, милый мой Ники, мне надо постараться уснуть. Я положу это письмо за дверь, оно будет взято в половине девятого.

У меня больше не было чернил в пере, так что пришлось взять другое.

Прощай, мой ангел, Бог сохранит и защитит тебя, и вернет тебя здоровым. Всякие нежные поцелуи и ласки от твоей любящей и искренно преданной маленькой женки Аликс.

Аня благодарит тебя за твой привет и шлет свою любовь.

Портрет императрицы Александры Федоровны. Художник Н.К. Бодаревский. 1907 г.

«Отчуждению царицы от петербургского общества значительно содействовала внешняя холодность ее обращения и отсутствие у нее внешней приветливости. Происходила эта холодность, по-видимому, преимущественно от присущей Александре Федоровне необыкновенной застенчивости и испытываемого ею смущения при общении с незнакомыми людьми»

(Владимир Гурко)

7.

Царское Село, 24 сентября 1914 г.

Дорогая моя душка,

От всего сердца благодарю тебя за твое милое письмо. Твои нежныя слова глубоко меня тронули и согрели мое одинокое сердце. Для меня было глубоким разочарованием за тебя, что тебе советуют не ехать в крепость. Это было бы истинной наградой для этих удивительных храбрецов. Говорят, что «Ducky» пошла туда на благодарственный молебен и слышала пушечные выстрелы вдалеке. В Вильне отдыхает много войск, так как лошади так измучены. Я надеюсь, что ты их сможешь увидеть. Ольга прислала такую полную счастья телеграмму, после того как она тебя видела. Милое дитя, она так храбро работает, и сколько благодарных сердец унесут с собой обратно в строй воспоминание об ее оживленной, милой наружности, а другие унесут это воспоминание домой в свои деревни, и то, что она – твоя сестра, укрепит связь между тобой и народом. Я читала такую прекрасную статью в английской газете! Они так хвалят наших солдат и говорят, что их глубокая религиозность и благоговение перед миролюбивым Монархом побуждают их так храбро сражаться за святое дело. Как позорно, что немцы заперли маленькую герцогиню Люксембургскую в замке возле Нюренберга. Это такое оскорбление! Представь себе, я получила письмецо от Гретхен без подписи и без начала, написанное по-английски и посланное из Англии с адресом, написанным другим почерком. Я не могу себе представить, как ей удалось его послать. Нога Ани сегодня гораздо лучше, и я вижу, что она рассчитывает встать к твоему возвращению. Я так бы хотела, чтобы она теперь была здорова, а нога бы болела на следующей неделе, тогда бы у нас было несколько милых спокойных и уютных вечеров, которые мы бы провели вдвоем. Мы только в 11 часов отправились в госпиталь, захватили княгиню и Аню. Мы принимали участие в двух операциях, она их делала сидя, так чтобы я могла ей передавать инструменты тоже сидя. Один из раненых был такой забавный, когда он опять пришел в себя в постели. Он все время пел и во весь голос, и очень хорошо, размахивая рукой, из чего я заключила, что он был запевалой. Так оно и оказалось. Он был очень весел и сказал, что надеется, что не употреблял грубых слов. Он хочет быть героем и скоро опять пойти на войну, как только его нога заживет. Другой лукаво усмехнулся и сказал: «Я был далеко, далеко, ходил-ходил, хорошо там было, Господь Вседержитель – все вместе были. Вы не знаете, где я был». И хвалил Бога и благодарил Его. Он, должно быть, видел удивительные видения, пока мы вынимали пулю из его плеча. Она (княжна Гед.) не дала мне перевязывать, чтобы я оставалась спокойной, так как я чувствовала голову и сердце. После завтрака я лежала в комнате Беби до пяти. Mr.G.[212] читал ему, и я думаю, что я на короткое время задремала. Потом Алексей прочел пять строк по-французски вслух, совсем хорошо. Потом я принимала дядю Мекка, после чего слетала на полчаса с Ольгой[213] к Ане, так как наш Друг проводил у нее вторую часть дня и хотел меня видеть. Он спрашивал о тебе и надеялся, что ты поедешь в крепость. Потом у нас была наша лекция с кн. Г. После обеда девочки пошли к Ане, где был Н.П., и я после молитвы пошла за ними. Мы работали, она клеила, а он курил. Она эти дни не слишком любезна и только думает о себе и своем удобстве и заставляет других лазить под стол, чтобы устраивать ее ногу на горе из подушек, и ей в голову не приходит подумать, удобно ли сидеть другим. Она избалована и дурно воспитана. К ней приходит много народу целый день, так что у нее нет времени чувствовать себя одинокой, а когда ты вернешься, она будет плакаться, что она все время чувствовала себя несчастной. Она окружена несколькими большими твоими фотографиями – ее собственные увеличенные снимки. Они – в каждом углу, и есть еще множество маленьких. Мы высадили Н.П. возле станции и были дома около 11. Я хотела каждый день ходить в церковь, а попала только раз. Это так грустно, так как церковь – такая помощь, когда на сердце печально. Мы всегда ставим свечки, прежде чем идем в госпиталь, и я люблю молиться, чтобы Бог и Святая Дева благословили дело рук наших и помогли нам помочь больным. Я так рада, что ты себя чувствуешь лучше. Такие поездки полезны, так как ты все-таки чувствуешь себя ближе ко всем, ты мог видеть начальников и слышать все от них непосредственно и передать им свои мысли.

Какая радость для Келлера! Он в самом деле заслужил свой крест, и теперь он нам отплатил за все. Это было его горячее желание все эти годы. Как страшно утомлены должны быть французские и английские войска. Они ведь без перерыва бились двадцать дней и больше. А мы имеем против себя большие орудия из Кенигсберга. Сегодня Орлов не посылал никаких известий, так что я думаю, что ничего особенного не случилось.

Тебе должно быть полезно, что ты далек от всех мелких сплетен. Здесь всегда такие россказни и обыкновенно без всякого основания. Бедный старый Фредерикс – другой – умер[214]. Как грустно, что нашему бедному старику опять стало хуже. Я так боялась, что это случится, когда он будет в отъезде с тобой, и было бы деликатнее, если бы он остался дома, но он так глубоко предан, что он не мог вынести мысли о том, чтобы ты отправился один. Я боюсь, что мы недолго будем его иметь между нами. Его срок близок. Какая это будет потеря! Таких типов больше найти нельзя, и такого честного друга трудно заменить.

Милушка, я надеюсь, что ты теперь лучше спишь. Я не могу этого сказать о себе. Мозг как будто все время работает и никогда не хочет отдохнуть. Сотни мыслей и комбинаций тревожат меня. Я перечла твои дорогие письма несколько раз и старалась представить себе, что моя душка говорит со мной. Мы как-то так мало видим друг друга, ты так занят, и не хочется тревожить тебя вопросами, когда ты устаешь после твоих докладов, а потом мы никогда не бываем вдвоем, одни. Но теперь я должна постараться уснуть, чтобы чувствовать себя крепкой завтра и быть полезнее. Я думала, что я буду так много работать в твое отсутствие, а Беккер испортила все мои планы и добрые намерения. Спи хорошо, мой маленький. Святые ангелы пусть охраняют твой сон, и пусть молитвы и любовь твоей женки окружают тебя глубокой преданностью и любовью.