Книга Комбат не ждет награды - Максим Гарин

У цветочных рядов Бахрушин хлопнул шофера по плечу:

– Остановись!

– Стоянка тут запрещена, товарищ полковник.

– Это твои проблемы, – зло ответил Леонид Васильевич и не дожидаясь, пока машина остановится, открыл дверцу.

Пришлось остановить. Полковник быстрым шагом шел вдоль цветочных рядов, пристрастно осматривая цветы. Никакие из них не казались ему подходящими для такого случая.

Комбат шел следом.

Наконец Бахрушин остановился возле последнего столика.

– Не знаю, какие взять, – развел он руками. – На свадьбу, на день рождения, на юбилей есть всякие, а вот на похороны…

Прямо перед ними в белой пластиковой вазе стояли свежие каллы – блестящие, будто бы сделанные из пластмассы.

– Обычно такие покупают, – напомнил Комбат.

– Знаю. Но чувствую, не такие надо.

Девушка, торговавшая цветами, боялась упустить клиентов. Она принялась расхваливать свой товар:

– Если вам на похороны, я могу и дешевле отдать. Вот, посмотрите: эти немного занявшие, но покойнику же все равно, согласитесь?

– Ты мне лучшие дай, – Бахрушин злился, вытаскивая портмоне. – Самые лучшие, какие есть.

– Самые лучшие – это розы с длинным стеблем, – девушка достала четыре цветка с длинными стеблями, на концах которых были закреплены пластиковые пробирочки с водой. – Эти долго будут стоять. Если воду подливать – месяц продержатся.

Комбат и Бахрушин переглянулись. Розы на кладбище? Обычно туда привозят гвоздики, каллы, тюльпаны.

Борис Рублев поднес цветок к носу и ощутил тот же самый запах, который сегодня уже чувствовал в лифте. Цветок пах дурманяще.

«Да, смерть пахнет цветами», – не к месту подумал Комбат.

– Я знаю что вам надо, – наконец-то догадалась цветочница, поняв, что мужчины в полной растерянности и нужно дать им понять, что она-то наверняка знает, какие цветы им нужны. – Это лилии, – она вытащила из-под столика пластиковое ведро, в котором стояли белые цветы.

– Лилии? – недоверчиво сощурился Комбат, осторожно беря в свою сильную руку один цветок. – Они же вроде бы на воде растут, а эти?

– То кувшинки, – возразила ему цветочница, – они на воде растут. А лилия – это божий цветок, на земле, как и другие произрастает. Вы разве не знаете? Когда ангел пришел сказать Марии, что она беременна Христом – в руках, лилию держал.

Комбат слышал об этом впервые, а Бахрушин, немного злясь, проговорил:

– Мы тут не лекции пришли слушать. Нам цветы надо, – и принялся выбирать лилии.

Теперь ему уже было все равно какие цветы он купит, у него в голове уже зрел план.

– Так много? – удивилась цветочница, когда Бахрушин отобрал шестнадцать цветов, оставив в ведре лишь четыре штуки.

– Покойников много, – ответил Бахрушин, чем привел девушку в замешательство.

Он разделил букеты на две части. Одну из них отдал Комбату и пошел вместе с ним к машине.

Шофер в это время объяснялся с инспектором ГАИ, который был в общем-то прав, говоря, что тут не только стоянка, но и остановка запрещена.

Леонид Васильевич отодвинул своего шофера в сторону и, глядя прямо в глаза инспектору ГАИ, холодно произнес:

– Ты что, лейтенант, не видишь, номера на машине военные?

– Вижу. Правила для всех одни.

– Вот когда будешь в военной автоинспекции служить, станешь мне указывать, – Бахрушин вытащил свое удостоверение и сунул его под нос гаишнику. – По делу тут стоим, понял?

Гаишник недовольно поморщился. Сколько раз за день ему приходилось выслушивать наглецов, грубиянов, которые показывали ему удостоверения, ссылались на свои связи, знакомства. И Бахрушин прочел это в глазах инспектора ГАИ. Того смущало сочетание – «по делу стоим» и охапки цветов в руках мужчин.

– Не виноват он, – кивнул полковник на шофера, – это я ему приказал здесь остановиться. А правила он знает.

– Можете ехать, – махнул рукой гаишник.

– Извини, лейтенант, – полковник вытер вспотевший лоб, – нервы у меня сдали, на похороны еду, друзей хороню.

– Что же ты мне сразу не сказал? – несколько обиженно произнес гаишник, глядя на шофера.

– Вот так, понимаешь, Борис Иванович, – сказал Бахрушин, сидя прижатым к дверце машины, – нервы начинают сдавать.

– – Оно и понятно.

Глава 16

Леонид Васильевич смотрел на московские пейзажи, проплывающие за окном автомобиля.

– А я уже и забыл, когда в последний раз в общественном транспорте ездил, – сказал он, прикрывая глаза. – А вспомню, – по-другому на город смотреть начинаю. Из машины все другим кажется, особенно, если она не твоя собственная, а государственная.

Рублев чувствовал себя сейчас лишним. Он не знал тех людей, которых сегодня предстоит хоронить, не знал из-за чего они погибли, может и в самом деле были пьяны. Сам-то он никогда выпившим за руль автомобиля не садился и в бытность свою командиром батальона жестко расправлялся с такими нарушителями.

Ведь шофер отвечает не только за свою жизнь, но и за жизнь пассажиров. Тут уж снисхождения Комбат не знал даже к друзьям-товарищам.

Несмотря на то, что окно было приоткрыто, тесный салон «Волги» насквозь пропах цветами. Напоминал Комбату этот запах только об одном – о смерти.

– Опаздываем, – бросил Леонид Васильевич шоферу, глянув на приборную панель, где среди прочих приборов виднелся и циферблат часов.

«Странно, – подумал Рублев, – странно звучит „опоздать на похороны“, будто это может что-то изменить в жизни, которая остановилась».

– Езжай прямо на кладбище, – скомандовал Бахрушин, и машина, доехав до ближайшего перекрестка, свернула направо.

Минут через двадцать «Волга» Бахрушина догнала короткую колонну автобусов, следом за которыми растянулась на полкилометра вереница служебных «Волг». Машина Бахрушина пристроилась в самый хвост и теперь уже ехала медленно.

«Черные „Волги“, – думал Бахрушин. – Они словно специально сделаны для таких похорон – под цвет траура».

Он знал, сейчас многие оборачиваются, глядя на его автомобиль. Ведутся разговоры, звучит шепоток. Начинается возня вокруг смерти его людей. Конечно, куда легче считать виновным в смерти офицеров его, полковника Бахрушина, влезшего со своей любознательностью куда не стоило лезть.

– Ничего, мы еще повоюем, – пробормотал Бахрушин.

– Что? – недослышав, переспросил Комбат.

– Мы еще повоюем, – задорно усмехнулся Леонид Васильевич, – попомни мои слова. – Вслед за похоронами будет праздник.

Отдадим последний долг, и я займусь делом.