Книга Мертвая хватка - Андрей Воронин

Шипя от боли, полковник вытянул из колодца длинную веревку. На конце веревки ничего не было, с него капала вода.

– Пропади ты пропадом, – сказал Сорокин, пожимая протянутую Забродовым руку. – Из-за тебя я кошку утопил.

Теперь настала очередь Забродова вздрагивать. Он внимательно прислушался, но в колодце никто не мяукал – очевидно, кошка сразу пошла ко дну.

– Это что же, новая мода пошла – кошек в колодце купать? – осторожно поинтересовался он. – Для улучшения вкусовых свойств воды или как?

Сорокин хмуро и недоуменно вытаращился на него. Потом лицо его внезапно просветлело, и он от души расхохотался.

– Ну, потешил! – воскликнул он, утирая слезы кулаком. – Ну, повеселил! Это ж надо такое придумать! Кошку!

Кошку в колодец.

– Ой, не могу! Да не живую кошку, чудак!

Железную! С крючьями! Ведро у меня утонуло, хотел достать, и кошку тоже потерял..

– Очень смешно, – проворчал Илларион, который догадался, в чем дело, за долю секунды до того, как ему это растолковали. – Недаром тебя теща бестолочью называет. Называется, выловил ведро. Ты и преступников так же ловишь.

– А, – с усмешкой сказал Сорокин, – уже пообщались.

Нашли общий язык. Это как один мой знакомый спрашивал: против кого дружите? Кстати, тебя каким ветром занесло в наши края?

– Так, – неопределенно ответил Забродов. – Проезжал мимо, вижу – знакомое лицо. Дай, думаю, остановлюсь, поболтаю…

– Любопытно было бы узнать, что это за знакомое лицо такое, – сказал Сорокин. – Вот не знал, что ты знаком с моей тещей!

– Я ее очень живо представил по твоим рассказам, – сказал Забродов, не слишком заботясь о том, чтобы это прозвучало правдоподобно. – Суровая женщина. Честно тебе скажу, против нее ты и впрямь жидковат, полковник.

Сорокин вздохнул.

– Крутишь ты чего-то, Забродов, – сказал он. – Ну, да бог с тобой. Я все равно рад тебя видеть, хотя сдается мне, что явился ты не без камня за пазухой.

– Не без, – кротко согласился Илларион. – Но это не камень, а так, камешек. Можно сказать, песчинка.

– Ладно, – сказал Сорокин, – разберемся. Только учти, лучше тебе было подождать моего возвращения в город. Зря ты сюда приехал, Забродов.

– Что-нибудь не так?

– Да как тебе сказать… Просто ты – человек новый, и иммунитета к семейным сценам у тебя нет. А у нас тут последние два дня не жизнь, а сплошная драма. Даже, я бы сказал, мелодрама. В духе индийского кино, понял? И главный злодей, сам понимаешь, я.

– И что же ты натворил? – без особого любопытства спросил Илларион, заглядывая в колодец. Ему было как-то трудновато представить, что полковник Сорокин мог по-настоящему крупно провиниться перед своими домашними. По крайней мере, вообразить себе провинность более крупную, чем его работа, было очень тяжело. – Надеюсь, сыр-бор разгорелся не из-за утопленного ведра?

Сорокин безнадежно махнул рукой.

– Ведро – это так, легкий гарнир, – со вздохом сказал он. – В том-то и дело, что ничего я не натворил. Тещу в больницу кладут, на обследование, жена, как на грех, в Сочи укатила, а дача, получается, остается без присмотра в самую горячую пору. Не лечь в больницу теща не может, она в очереди полгода стояла, а я не могу сейчас взять отпуск. Вот и выходит, что я кругом виноват. Извини, что я тебя этим гружу. Тебе, наверное, смешно и скучно это слушать, но я же говорю, подождал бы, пока я в город вернусь…

Илларион с покровительственным видом похлопал его по плечу, подумав про себя, что там, наверху, все-таки есть что-то, превосходящее человеческое разумение. Неважно, как это называть: богом, роком, судьбой, фортуной или слепым случаем, но проявления этой высшей малоизученной силы порой бывают очень любопытны.

– У тебя на участке есть тотемный столб? – спросил он, вынимая из кармана камуфляжной куртки сигареты и закуривая. – Нету? Тогда можешь сплясать ритуальный танец вокруг колодца. Возблагодари Маниту, он сегодня к тебе милостив.

– Ты пьяный, что ли? – отбирая у Забродова сигарету и с удовольствием затягиваясь, осведомился Сорокин. – И куда только гаишники смотрят!

– Не пьяный, – сказал Забродов и закурил другую сигарету. – Но буду непременно. Не может быть, чтобы у твоей тещи в загашнике не хранилась бутылочка-другая. Если не для тебя, то для одного усатого типа с соседней улицы. Такой, знаешь, импозантный пузан в шляпе…

– Елки-палки, – сказал Сорокин. – Ты-то откуда знаешь?

– А ты помнишь, кто я по профессии? Разведчик!

– Ладно, разведчик. Скажи лучше, с чего это ты взял, что моя теща станет тебя угощать?

– Посланников великого Маниту следует встречать со всем возможным гостеприимством, – важно сообщил Забродов, – а то они могут передумать и отдать милость великого духа кому-нибудь другому.

– Слушай, – морщась, как от зубной боли, сказал Сорокин, – иногда я понимаю Мещерякова, который не перестает повторять, что общаться с тобой – сущее наказание. Ну что ты несешь?

– Мир вашему дому, – торжественно объявил Забродов. – Больше я ничего не принес. Честное пионерское.

– Ладно, – садясь на скамеечку у колодца, предназначенную для того, чтобы ставить на нее ведра, устало сказал Сорокин, – я подожду. Может быть, когда-нибудь ты все-таки снизойдешь до того, чтобы заговорить по-человечески.

– Непременно, – пообещал Илларион и снова заглянул в колодец. Колодец показался ему не слишком глубоким. Оттуда ощутимо тянуло погребом – сыростью, промозглым холодком. – Я непременно все объясню, причем, как ты выразился, по-человечески. Но сначала давай достанем твое ведро и твою.., гм, кошку.

Он подергал намотанную на ворот веревку – не веревку, собственно, а толстую брезентовую шлею, вроде тех, которыми пользуются грузчики в мебельных магазинах. Шлея выглядела довольно потертой, но достаточно прочной, чтобы выдержать его вес.

– Эй, эй, – предостерегающе воскликнул Сорокин, увидев, что Илларион начал решительно раздеваться, – обалдел, что ли? Ведро того не стоит.

– А любовь тещи? – вкрадчиво спросил Забродов, снимая штаны. – А кошка?

– А чем я тебя буду доставать, если ты сорвешься? На тебя мне, положим, плевать, но это же придется рыть новый колодец!

Забродов уже стоял возле колодца в одних плавках и деловито обвязывался шлеей. Он был жилист и мускулист, а шрамов на его коже было столько, что Сорокин, никогда прежде не видевший Забродова без одежды, невольно присвистнул.

Используя Забродова в качестве наглядного пособия, можно было читать лекции по криминалистике, посвященные отметинам, которые оставляют на человеческой шкуре различные виды холодного и огнестрельного оружия. Впрочем, шрамы эти не слишком бросались в глаза, и Сорокин подумал, что они должны нравиться женщинам.