Книга Флибустьеры против пиратов Карибского моря - Леонар Дюпри

– Ну что, Турок проклятый, обогнал меня? – первым перевел дыхание Франсуа. – Будешь знать французов!

– Якорь тебе в глотку! Я же был первым, – завопил Турок. – Все видели – моя бутылка упала на землю быстрее!

– Зато в ней ром остался, – закричали из публики.

– Это кто тут против казаков?! Выходи, басурмане, враз порубаю в капусту!

Толпа приутихла, ничего не поняв из зычного крика на чужом языке, но видя, как гигант выхватил из ножен кривую саблю, стало более понятно, чем все слова на всех языках, вместе взятые. Многие знали, что с этим шутить опасно.

– Все было по-честному, – поспешил я вмешаться в назревавшее братоубийство. – Оба закончили одновременно, оба победили. Мир, дружба, бананы!

Толпа радостно зашумела, поскольку никто не хотел кровопролития и все были счастливы, что конфликт сходит на нет.

– Тебе бы потренироваться на нашей горилке, – сказал Турок, опуская свою лапищу на плечо моего друга.

– Что такое «горилка»?

– Это наш национальный украинский напиток, который вашей поганой тафии сто очков вперед даст.

– А давай еще по бутылке наперегонки? – неожиданно для всех предложил качающийся Франсуа.

– Давай. Только тебе, недомерок, меня никогда не перепить. Нас, казаков, никто в мире перепить не может!

Принесли еще по бутылке. В мерцании костров двое снова вышли на середину и по команде опрокинули бутылки себе в глотки, стараясь глотать как можно чаще. На этот раз явное преимущество было на стороне Турка. Франсуа, отбросив пустой сосуд, стоял, шатаясь, широко расставив ноги и выпучив глаза. Через пару мгновений он попытался сделать шаг, но под общий хохот упал лицом в песок. Все стали поздравлять Турка, который, пошатываясь, все еще был на ногах.

– Ну, братцы буканьеры, мать вашу, теперь наконец-то можно отдохнуть и выпить, – сказал Турок под одобрительные крики балагуров. – Наливай, братва!

Я же кинулся к Франсуа. Он лежал в беспамятстве. Я попросил пару крепких ребят оттащить его к реке. Поскольку Франсуа был героем вечера, то мне никто не посмел отказать. Как говорил Турок, любишь кататься – люби и саночки возить. Он потом объяснил мне смысл этой поговорки, так что теперь я точно знаю, когда нужно ее употреблять. Помочив с часок Франсуа в прохладной водице, я переложил его на циновку и, протащив по песку через весь поселок, доставил к нам под навес, где лежали наши вещи. Я тоже упал на циновку и сразу же заснул. Слишком трудный и насыщенный день выдался сегодня. К слову, когда это у буканьера были легкие деньки? Утром охота, днем выделка шкур и копчение букана, а вечером пару стаканчиков и на боковую.

Не помню, говорил ли я, чтобы вы не верили тем, кто пишет о каком-то мифическом сухом законе среди буканьеров. Это полный бред. Мы же с вами взрослые люди, сами должны понимать, что при отсутствии всех лекарств только тафия была на Сан-Доминго панацеей от всех болезней. Теперь скажите, разве мог обстоятельный охотник не взять с собой в дорогу во фляге этого лекарства? Только враги могли написать в своих злодейских книжках, а полные олухи поверить, что буканьеры во время охоты придерживались сухого закона, в то время когда любой охотник во Франции обязательно брал с собой в лес флягу с самым крепким напитком, который только мог найти. Чем же мы хуже? Или мы не были французами? Ведь охота должна приносить удовольствие, а какое удовольствие без… Словом, если вы плюнете в лицо тому, кто распространяет подобные байки, будете полностью правы. Конечно, другое дело – пьянство на борту, но разве я сказал, что буканьеры в лесу напивались? Нет, они просто употребляли, как и все простые люди. Тут нет ничего необычного, а вот поверить в то, что охотники не пьют совсем, это дело уж точно совершенно странное, попахивающее психушкой.

Когда становятся слышными накатывающиеся на песок волны, когда темнота уходит в лес вместе с приятной прохладой, так высоко ценимой в Вест-Индии, а ухо все отчетливее и отчетливее начинает слышать не противный писк москитов и храп Франсуа, а приятное щебетание птиц, наступает утро. Вместе с ним новый день, новые хлопоты и новая жизнь. Приятно, потянувшись, сесть на жесткой циновке, служившей тебе ночью кроватью, и, прищурив один глаз, посмотреть на восходящее над морем солнце. Какая, интересно, сегодня будет погода? Не будет ли дождя? Но солнце, не слыша твоих глупых вопросов, встает все выше и выше, прогоняя от тебя и мошкару, и ночную негу, давая понять, что жизнь возрождается, что пора снова браться за повседневные дела. Однако это совсем не касается тех, кто вечером принял лишнего. Для них появление солнца лишь усугубляет их и без того незавидное состояние. Так было и с моим другом Франсуа. Он лежал на спине, широко разбросав руки, а храп из его глотки, подобный рыку тигра, угрожающе разносился по округе. Оставив Франсуа в неприкосновенности, я прогулялся к реке, чтобы умыться, а затем поплелся к трактиру перекусить. Когда же я вернулся, застал все ту же картину – неподвижного храпящего бородача.

После полудня ко мне пришел некий здоровяк, по виду матрос, разыскивающий Франсуа.

– Я от его превосходительства де Фонтене. Он требует твоего друга к себе.

– Это никак невозможно, – сказал я. – Вот Франсуа, но он не в состоянии.

– Понятно, – сказал матрос и ушел. Я же прилег под навесом, ковыряя щепкой в зубах после съеденной яичницы с беконом. Вскоре матрос вернулся со своей командой.

– Кавалер де Фонтене велел его отрезвить и доставить, – сказал матрос, и они принялись за дело.

Взяв обессиленное тело Франсуа под руки, они отволокли его к реке и бросили в воду. Вода там была холодней, чем в океане, поскольку на побережье было много ключей, подпитывавших речку. Через некоторое время Франсуа очухался и уже мог стоять на четвереньках, а еще через некоторое время почувствовал, как у него болит голова, но после того как он выпил предложенную ему флягу с каким-то напитком, он воспрял, словно поникший цветок, который обильно оросил дождь.

– Где этот де Фонтене, пошли к нему, Пьер, – скомандовал Франсуа, которого сразу же две пары сильных рук поволокли в нужном направлении.

Де Фонтене стоял на берегу и всматривался в морскую даль. Не отрывая глаза от подзорной трубы, он сказал:

– Ну что, Рене, привели? Говорить может?

– Да, мой капитан, – сказал Рене. – Пришлось немного повозиться, но вроде пришел в себя и уже даже стоять может.

– А соображать он может?

– Это смотря с кем, – встрял в разговор своим заплетающимся языком пошатывающийся Франсуа.

– А, вот и ты, пьяница, – оторвался от подзорной трубы де Фонтене. – Ну скажи нам, где можно высадиться на южном берегу.

– Ваше высокоблагородие, велите дать мне еще немного того чудодейственного напитка, который преподнес ваш боцман, а то у меня еще пока мысли разбегаются в разные стороны и никак не могут добежать до языка.

Фонтене снисходительно кивнул Рене, который принес стакан.