Книга Армагед-дом - Марина и Сергей Дяченко

Рысюк подозвал парня-референта, усадил за вычислительную машину:

– Подмени Лиду. Она уже выполнила свою роль талисмана… Теперь, Сотова, тебе надо чуть-чуть отдохнуть.

За окном серело. А возможно, серо было у Лидки в глазах.

«Уважаемая редакция! Пишут вам жители поселка Новая Коменка Хальковской области.

Наш поселок новый. Нас отселили после последнего апокалипсиса, потому что старый поселок наш Коменка сильно пострадал от цунами и стал непригоден для жилья. Нас отселили вглубь континента, дали подъемные и помогли отстроиться, но прижиться мы так и не прижились.

Воды почти нет, воду развозят в бочках, и часто за воду надо платить дополнительно, хоть по закону она нам положена бесплатно. Летом засуха и страшная жара, на солнце плавится резина и горит асфальт. Ничего не растет. Зимой морозы такие, что невозможно дышать – обжигает легкие. Детей пришлось отдавать в интернаты, потому что здесь нет для них никаких условий… Мы обратились с коллективным письмом в областную администрацию, чтобы нас отселить обратно на побережье. Лучше жить рядом с дальфинами, чем так мучиться двадцать лет. Государство же должно о нас заботиться. Администрация не прореагировала никак. Мы написали письмо Президенту, но уверены, что он не получит его, потому что вокруг него собралась толпа советчиков и кровососов… Через несколько лет апокалипсис, говорят, здесь будут страшные землетрясения еще до того, как откроются Ворота. Уважаемая редакция, опубликуйте наше письмо, может быть, это поможет нам решить…»

(Открытое письмо в газету «Человек и страна», 12 мая 15 года 54 цикла).

Бесшумно покачивалась палуба. Лидка лежала, широко раскрыв глаза, и сама себе казалась частью полосатого шезлонга, парусиновой тряпочкой, расслабленной и бездумной. Прямо над ее головой уходила в небо голая мачта, тоненький черный палец, добродушно грозящий небу, покачивающийся вправо-влево, и, если проследить за его движением, непременно закружится голова.

– Хочешь спать? – спросил Игорь.

Он сидел на палубе, скрестив ноги, на нем были бирюзовые импортные плавки, партикулярная белая рубашка и строгий галстук с ослабленным узлом, – элегантная черная петля, небрежно сбившаяся на бок.

– Не хочу, – сказала Лидка.

Рысюк поморщился:

– У тебя такой недовольный вид… Тебе здесь не нравится?

– Нравится, – сказала Лидка.

– Так почему ты киснешь?

Лидка вздохнула.

Почти месяц прошел с того дня, как, покорная составленному Игорем плану, она выступила основательницей «Детского культурного фонда». Под фонд заранее отгрохали здание – трехэтажное царство белого мрамора, натурального дерева и тонированного стекла. И она, Лидка, это здание открывала.

На мероприятие привели особо одаренных детей в особо крупных количествах; среди них была, разумеется, и Лидкина племянница Яночка, тринадцатилетняя дылда с подведенными тушью ресницами, давно уже принятая в лицей, придавленная грузом собственных троек, но не особо удрученная этим обстоятельством. Яночка читала стихи собственного изготовления – о Родине, доброй к своим детям. Лидка слушала ее и с огорчением понимала, что ни брат Тимур, ни кто-либо из Лидкиных родственников не оставил Яночке ни одного доминантного гена. И лицом, и голосом, и манерой держаться девочка походила на Саню и только на Саню. Лидка ничего не имела против невестки, тем не менее Яночкин дебют поверг ее в раздражение пополам с тоской.

Они искала среди подростков своего маленького брата Пашу – и не находила. Чуть позже оказалось, что двенадцатилетний Павел объявил себя недостаточно одаренным для столь пышного мероприятия и удрал с пацанами на рыбалку.

Она награждала каких-то отличников какими-то медалями. Она дарила каким-то сиротам книжки, ручки и конфетные наборы, она, по множеству отзывов, выглядела вполне пристойно. Моложавая энергичная женщина, озабоченная будущим страны и оттого готовая усыновить всех детишек, до которых удастся дотянуться. Общественная деятельница, наследница Андрея Зарудного (во время развода со Славкой сохранение звонкой фамилии было основным Лидкиным условием). Гранд-дама…

Во рту у нее стоял тухлый привкус. Ни дезодоранты, ни зубные пасты, ни душистые конфеты не могли перебить его.

Потом начался пробег по школам; актовый зал наполнялся одинаковыми головами, самодеятельный микрофон сипел, Лидка говорила свои слова, улыбалась. Брала из рук помощника очередную книжку или конфетный набор, улыбалась, совала подарок в руки подоспевшему подростку. Улыбалась. Брала новый подарок, совала в руки. Улыбалась. Слушала аплодисменты. Кивала. Шла к машине. И так изо дня в день.

Две недели назад она сказала Рысюку, что с нее хватит. И тот, покивав, согласился отсрочить поездку по провинциям. «А, еще поездка по провинциям, – думала Лидка, – все то же самое, только придется еще и обещать в будущем году открыть в каждом селе по лицею…»

Рысюк вытянул бледные, незагорелые ноги. Расстегнул рубашку, лениво сбросил ее, оставшись в плавках и в галстуке.

– Зачем вздыхаешь?

Она молчала.

Рысюк хотел что-то сказать, но обернулся, и она автоматически проследила за его взглядом. От берега шел, покачиваясь, средних размеров траулер.

Яхта дернулась на волне. Тонкая мачта судорожно черкнула по небу. На палубе траулера стоял, упираясь ногой в борт, Президент – Петр Максимович Стужа в тельняшке и камуфляжных штанах.

– Гей, Игореха! Поехали. Тут охота намечается, давай-ка прыгай… И ты, Лидок, не сиди. Второй такой раз когда будет? Здоровая стая, пришли откуда-то с юга, их в это время здесь редко бывает… Ну?

Генерал говорил как бы вполголоса, но все морские шумы не умели заглушить непроизвольный приказ, который постоянно жил в каждом его слове, даже когда Стужа поднимал тост за здоровье или желал спокойной ночи. Игорь легко встал, протянул Лидке руку; еще не вполне понимая зачем, она поднялась тоже.

– Штаны надень, – сказал генерал. – Там ветер… Или нет, иди сюда как есть, а тут мы тебе дадим че-нить. Брезентовую какую-нить робу. Тут у Вовки есть… Ты, Лидка, тоже. И тебе дадим. Давай!

С борта на борт перекинули швартовы, но щель оставалась метра полтора. Игорь бесстрашно перепрыгнул, протянул Лидке руку:

– Прыгай!

Она замешкалась, спрашивая себя, а почему, собственно, она должна покидать шезлонг и куда-то плыть?

– Ну! – рявкнул генерал, сочтя ее замешательство бабским страхом перед прыжком.

Она прыгнула. Рысюк поймал ее, но она все равно сильно ушибла большой палец на ноге. Зашипела, высвобождаясь из рук Рысюка. Траулер провонял рыбой и дымом, упоминание о хваленой морской чистоте казалось здесь по меньше мере насмешкой.

Под стенкой рубки сидел на автомобильной покрышке «наследный принц» – двенадцатилетний Стужин внук. Его, по-видимому, давно и основательно укачало.