Книга Сын ХАМАС - Мосаб Хасан Юсеф

Меня приговорили к трем месяцам административного ареста. Мои друзья-христиане прислали мне Библию, и я отбывал свой срок, изучая Писание и относясь безучастно ко всему остальному. В Рождество 2005 года я вышел на свободу. Отца не выпустили. Когда я пишу эти строки, он все еще сидит в тюрьме.

* * *

Приближались парламентские выборы, и каждый лидер ХАМАС хотел принять в них участие. Все они были мне одинаково противны. Они были на свободе, хотя единственный человек, который действительно мог бы возглавить свой народ, томился за колючей проволокой. После всего, что послужило причиной нашего ареста, мне нетрудно было убедить отца не участвовать в выборах. Он дал мне слово, попросив объявить о его решении Мохаммаду Дарагмеху, Другу и политическому обозревателю Associated Press.

Новость стала известна через пару часов, и мой телефон начал трезвонить. Лидеры ХАМАС пытались связаться с отцом в тюрьме, но он отказался говорить с ними. «Что происходит? — спрашивали они меня. — Это катастрофа! Мы проиграем, если твой отец откажется от участия, все подумают, что он вообще не одобряет выборы!» «Он не хочет баллотироваться, — объяснил я им, — и вы должны уважать его решение».

Затем позвонил Исмаил Хания, который возглавлял список кандидатов от ХАМАС и вскоре стал новым премьер-министром Палестинской автономии: «Мосаб, как лидер движения я прошу тебя созвать пресс-конференцию и объявить, что твой отец по-прежнему в списке кандидатов от ХАМАС. Скажи, что его отказ был ошибкой».

В довершение ко всему теперь они хотели, чтобы я лгал ради них. Неужели они забыли, что ислам запрещает ложь, или они думали, что все в порядке, потому что политика не имеет религии? «Я не могу этого сделать, — сказал я. — Я уважаю вас, но отца и мою собственную честь я уважаю больше».

И повесил трубку.

Через полчаса посыпались угрозы: «Сейчас же собирай пресс-конференцию, — потребовал очередной звонивший, — или мы убьем тебя».

— Ну, приходите и убивайте.

Я дал отбой и позвонил Лоай. Через несколько часов угрожавший мне парень уже был за решеткой.

Меня действительно не пугали угрозы. Но когда о них узнал отец, он лично позвонил Дарагмеху и сказал, что согласен участвовать в выборах. Он велел мне успокоиться и ждать его освобождения. Он будет иметь дело с ХАМАС, заверил меня отец.

Естественно, отец не мог вести предвыборную кампанию из тюрьмы. Но ему это было не нужно. ХАМАС везде расклеил его фотографии, молчаливо призывая всех голосовать за организацию. И в день выборов шейх Хасан Юсеф легко победил на выборах в парламент, неся своих оппонентов подобно иголкам в гриве льва.

* * *

Я продал свои акции Electric Computer Systems партнеру, потому что чувствовал, что заканчивается целый этап моей жизни.

Кем я был? На какое будущее я мог рассчитывать, если все будет продолжаться в том же духе?

Мне было двадцать семь лет, а у меня не было даже подруги. Девушка-христианка побоялась бы моей репутации сына лидера ХАМАС. Мусульманка не нужна арабскому христианину. А какая еврейская девушка захочет встречаться с сыном Хасана Юсефа? Даже если кто-то согласиться прийти ко мне на свидание, о чем мы будем говорить? Что я могу рассказать о своей жизни? И какой была эта жизнь? Ради чего я пожертвовал всем? Ради Палестины? Ради Израиля? Ради мира?

Чего я добился, став супершпионом Шин Бет? Живет ли мой народ лучше? Прекратилось ли кровопролитие? Дома ли мой отец? Разве Израиль в безопасности? Могу ли я быть примером для братьев и сестер? Я чувствовал, что напрасно принес в жертву треть своей жизни — «тщета и ловля ветра», как говорит царь Соломон (Экклезиаст, 4:16).

Я ни с кем не мог поделиться тем, что узнал, пока ходил в разных колпаках. Кто мне поверит?

Я позвонил в офис Лоай.

— Я не могу больше работать на вас.

— Почему? Что случилось?

— Ничего. Я вас всех люблю. Мне нравится работа разведчика. Я думаю, что мог бы даже увлечься ею. Но мы ничего не добьемся. Мы ведем войну, которую нельзя выиграть с помощью арестов, допросов и убийств. Наши враги — идеи, а их не волнуют налеты и комендантский час. Мы не можем разбить идею «Меркавой». Наша проблема не вы, а ваша — не мы. Мы все как «крысы в лабиринте». Я больше не могу заниматься этим. С меня хватит.

Я знал, что нанес Шин Бет тяжелый удар. Война была в самом разгаре. «Хорошо, — ответил Лоай. — Я доложу руководству и посмотрим, что они ответят».

Когда мы снова встретились, он сказал:

— Начальство предлагает следующее. В Израиле есть крупная коммуникационная компания. Мы дадим тебе денег, и ты откроешь свою такую же, здесь, на палестинских территориях. Это отличный шанс, ты будешь обеспечен до конца жизни.

— Ты не понимаешь. Моя проблема не в деньгах. Моя проблема в том, что я двигаюсь в пустоту.

— Ты нужен людям здесь, Мосаб.

— Я найду способ помочь им, а то, что я делаю здесь, — не помощь. Даже ваша контора не понимает, куда она движется.

— Так чего же ты хочешь?

— Уехать из страны.

Лоай рассказал о нашем разговоре начальству. Мы долго «бодались»: начальство настаивало, чтобы я остался, а я твердил, что мне нужно уехать.

— Ладно, — они решили уступить. — Мы разрешим тебе уехать в Европу на несколько месяцев, может быть, на год, но ты должен обещать, что вернешься.

— Я собираюсь не в Европу. Я хочу уехать в Соединенные Штаты. Там у меня друзья. Может быть, я вернусь через год, два или пять. Я не знаю. Единственное, что я знаю сейчас, — мне нужен перерыв.

— В США тебе будет трудно. Здесь у тебя есть деньги, положение и защита. Ты заработал прочную репутацию, построил хороший бизнес и живешь в комфорте. Ты знаешь, что тебя ждет в США? Ты станешь крошечным беспомощным человечком без влияния.

Я ответил, что мне все равно, и я готов даже мыть посуду. Видя, что я продолжаю упорствовать, они тоже не сдавались.

— Нет. Никаких Соединенных Штатов. Только Европа и только на короткое время. Иди и наслаждайся жизнью. Мы оставим за тобой твою зарплату. Просто иди и веселись. Пользуйся передышкой. А потом возвращайся.

— Ладно, — сказал я наконец. — Я иду домой. Больше я ничего не делаю для вас. Я не собираюсь выходить из дома, потому что не хочу случайно натолкнуться на смертника и быть обязанным сообщить о нем вам. Не беспокойте меня звонками. Я больше не работаю на вас.

Я пошел домой к родителям и отключил свой мобильный. Борода моя становилась все длиннее и гуще. Мама очень беспокоилась обо мне, часто заходила в комнату проверить, как я там, и спросить, все ли в порядке.

День за днем я читал Библию, слушал музыку, смотрел телевизор, думал о прошедших десяти годах и боролся с депрессией.

Через три месяца мама подозвала меня к телефону. Я сказал ей, что не хочу ни с кем говорить. Но она настояла — звонивший сказал, что это срочно, что он старый друг и знаком с отцом.