Книга Время скорпиона - Галина Лавецкая

Утром отвела Оленьку в садик и, вернувшись, села писать Олегу письмо. Поговорить с ним в институте не удастся, да и не нужно, вдруг еще расплачется… И в разговоре она не сможет так убедительно изложить, как на бумаге. Напишет ему, и он поймет, что напрасно придумал это расставание. Не надо никаких жертв. Никто не узнает, а они будут счастливы, ей ведь так мало нужно. Только иногда видеть Олега. Писала до вечера, перечеркивала, плакала, переписывала. Письмо получилось длинное, но короче никак нельзя было, так много хотела сказать. На следующий день поехала в институт к перерыву между его лекциями. Письмо положила в тетрадь, чтобы никто ничего не заподозрил. Зашла на кафедру, поболтала с сотрудницами, рассказала о своей новой работе. Когда пришел Олег, непринужденно поздоровалась с ним. И уже попрощавшись со всеми, вдруг вспомнила, что принесла Олегу Юрьевичу его материалы, которые он давал ей для работы. Отдав ему тетрадь, с бьющимся сердцем вышла из комнаты и поехала домой. Он прочтет, позвонит, а может даже сможет приехать. Ну, и слава Богу, что она додумалась написать письмо. Нелька бы одобрила, если бы знала. Конечно, надо бороться за свое счастье, нельзя быть такой рохлей. Шура рассчитала по времени – в четыре он освободится и позвонит ей из автомата. Олег всегда звонил не с кафедры, а с улицы. Может, даже успеет заехать, а она заберет Оленьку попозже, в полседьмого. Олег позвонил около пяти, но голос у него был не такой веселый, как обычно.

– Шура, милая, это был верх легкомыслия – принести мне письмо на кафедру. А если бы оно выпало из тетради? Если бы попало кому-то в руки? Нет, это просто несерьезно. Не ожидал от тебя. Не хватало нам только переписки!

– Олежек, родной мой, прости, прости, я не подумала. Но мне надо было так много сказать тебе, а как? И все равно я бы не смогла сказать всего этого при встрече, написать как-то легче. Не сердись, пожалуйста.

– Да уж… написала ты действительно такое… Я сейчас от института отъехал, рвал на кусочки и в разные урны выбрасывал. И еще оглядывался. Как шпион, ей-богу! Шура, прошу тебя, умоляю, никогда больше этого не делай. Ты поняла меня, обещаешь?

– Да, да, конечно, Олежек, не сердись, я больше не буду.

– Вот и умница! Прямо испугала меня. Спасибо тебе за хорошие слова, которые ты мне написала, и давай считать, что мы все сказали друг другу. Больше не будем возвращаться к этой теме и останемся добрыми знакомыми. Если тебе когда-нибудь понадобится моя профессиональная помощь, звони, обращайся. Я всегда буду рад помочь. А никаких иных поводов у нас быть не может. Мой тебе совет – устраивай свою жизнь и выкинь из головы все эти романтические мысли обо мне. Все закончилось, Шурочка, прости. – И повесил трубку.

Она долго слушала короткие гудки, не в силах поверить. Только что там был голос Олега, и это последнее, что связывало их. Наконец опустила трубку на место и рухнула на диван. Слез не было, мыслей не было, жить было незачем. К вечеру с трудом поднялась и добрела до прихожей, надо было забирать Оленьку. Шла по улице еле-еле, ноги не слушались. Воспитательница, посмотрев на нее, испуганно спросила: «Что с вами, Александра Сергеевна, заболели?»

Шура покачала головой, пробормотав, что устала, и воспитательница помогла одеть Оленьку. Не верилось, что дойдет до дома, но дошла и, кое-как раздев дочку, легла на диван. Не спала, но и не слышала, что говорит ребенок. Очевидно, Оленька что-то просила, но Шура не поняла – и девочка сама легла в кроватку. А утром пришла к дивану и стала тормошить ее: пора в садик, надо одеваться. Шура попыталась встать, но не смогла и увидела испуганные глаза дочки. Хотела улыбнуться, но тоже не получилось, и она еле слышно пробормотала, что в садик не пойдут, пусть Оленька возьмет на кухне булочку или печенье. Днем девочка стала плакать, испуганно прижимаясь к ней, и Шура заставила себя встать и, с трудом разогрев суп, покормила дочку. Поняв, что не в силах поставить кастрюлю в холодильник, она решила позвонить маме. Никак не могла набрать номер, и только с третьей попытки удалось дозвониться. Мама испугалась, сказала, что сейчас отпросится с работы и приедет. Шура легла. Плохо помнила, что было дальше, но мама появилась, и Оленька что-то весело рассказывала ей. Почувствовав на лбу прохладную мамину руку, Шура опять впала в какой-то полусон. Приехала «Скорая», врач осматривал, прослушивал, мерил давление и задавал вопросы. Шура отвечала едва слышно, ничего не болит, встать тяжело, слабость, ноги не слушаются… Узнав, что она в отпуске и бюллетень не нужен, врач посоветовал вызвать участкового, сдать анализы, сделать обследование. Так все нормально, давление низкое, но может, у нее всегда пониженное? Ни Шура, ни мама этого не знали, раньше она давление не мерила. Может, переутомилась или стресс, неплохо показаться невропатологу, может, попить какую-нибудь гомеопатию. Атак ничего страшного нет. Похоже на переутомление.

Ольга Николаевна осталась у них. Помогла дойти до кровати, пыталась покормить, но Шура отказалась. Тогда мама сварила клюквенный кисель и поила из ложечки, осторожно придерживая ей голову. Потом Шура заснула по-настоящему и проснулась, когда в комнате было темно. Сползла с кровати и, держась за стенку, вышла в коридор. Ольга Николаевна, услышав шум, вышла из кухни и помогла ей дойти до ванной. Оказалось, что Шура проспала почти сутки. Они недавно пришли из садика, и мама кормит Оленьку ужином. Шура доплелась до кухни и выпила бульон. Есть не хотелось. Потом мама помогла ей лечь, и Шура опять заснула. Утром ей стало легче, ноги слушались, но на душе была вязкая, как грязь, тоска, говорить не хотелось. Ольга Николаевна сказала, что взяла неделю за свой счет. Звонил Виктор Ильич, тетя Надя сказала ему, что Шурочка заболела. Он просил в поликлинику не ходить, закажет Шуре пропуск в их, специальную. Там ее осмотрят хорошие врачи, быстро сделают анализы, и тогда будет ясно, что с ней. Так что завтра утром приедет Сережа и свозит туда и обратно. Шура запротестовала, ничего серьезного нет, просто слабость, какие анализы? Отлежится и все. Но на следующий день мама помогла одеться, и пришлось ехать в закрытую поликлинику. Шурочка знала, что с ней, но кому об этом расскажешь? Уж точно не врачу. И никто ей не поможет. И никогда это не пройдет. Жить-то незачем, вот и нет сил. Если бы не Сережа, она и по коридорам этим длинным не дошла. Они провели в поликлинике больше двух часов. Медсестра водила Шуру из кабинета в кабинет. Осматривали, брали кровь из вены, опутывали какими-то проводами, проверяя сердце. Задавали вопросы и стучали молоточком по колену. Она устала, хотелось лечь, и отвечала на вопросы с трудом. Наконец Сережа привез ее домой, довел до квартиры, и Шура легла. Опять провалилась в какое-то зыбкое состояние не то сна, не то беспамятства. Так прошло еще два дня. Она потихоньку вставала и ходила по квартире. Ольга Николаевна отводила внучку в садик, готовила обед и пыталась накормить Шурочку, чтобы у той появились силы. Приехала тетя Надя с икрой, осетриной и мандаринами, чтобы Шура все это съела. Но она пила только бульон и кисель, жевать что-либо не было сил, да и желания. Заехала Нелька с целым пакетом апельсинов, Шуре нужно пить сок. Ругала, что из-за паршивой диссертации загубила здоровье. Конечно, надорвалась, ей же надо быть лучше всех! Кому это нужно? Какая разница? Могла бы не сидеть с утра до вечера над книгами, и так бы защитилась. Никуда не ходила, корпела над этой диссертацией – вот и результат. На кого похожа? Это ужас какой-то! У мамы на глазах появились слезы. Шурочка действительно выглядела не очень… Сама себя не узнавала в зеркале.