Книга Только ты - Наталья Костина

– Так… давай, садись сюда, – Маша усадила майора в старое, но удобное кресло и принялась колдовать: развела краску, намазала его лицо вокруг бровей каким-то кремом, заодно отметила, что губы у друга обветренные ну просто до неприличия. – Сиди спокойно… не съем… я тебя сейчас сначала скрабом, а потом своим бальзамом намажу… да не облизывайся ты!

– А чего оно так пахнет?

– А это я когда кофе пью, гущу не выбрасываю, скраб на ней делаю… натуральный… так, глаза закрывай…

Косметические манипуляции настолько расслабили майора, что он с удовольствием закрыл глаза, глубоко вдохнул, и… голос подруги стал доноситься до него все глуше, тише…

– Сиди так пятнадцать минут… а я пожрать сбегаю, понял? Вот тебе часы, смотри… Потом ватой сначала снимешь все, а после умоешься. Игорь, ты спишь, что ли?

– Нет… не сплю… – с трудом разлепляя веки, заявил он.

– Смотри: как будет без четверти, все смоешь!

– Да понял я…

– А я на обед… не забудь – сначала ватой, а умываться только потом… а то по всему лицу развезешь и в глаза попадет!

Он взглянул на часы – до положенного времени было еще очень долго… целых пятнадцать минут… Ночью они с Лилькой, пользуясь тем, что Кирюха крепко спала в своей отгороженной ширмой кроватке, упоительно, нежно и долго занимались любовью, а потом разговаривали… разговаривали… до самого утра. Впервые ему было не только хорошо с женщиной в постели, но и интересно потом. Они говорили и говорили… о своем детстве, о смешных эпизодах по работе, и, поскольку рассказчик он был хоть куда, она то и дело прыскала, зажимая рот подушкой и боясь разбудить дочь. От этого он еще больше воодушевлялся и из кожи лез, чтобы она еще смеялась, и смотрела на него, и восторгалась им… А еще ему нравилась ее ребячливость, острый язык, а также замечательная способность сопереживать, проникать прямо в самую суть вещей, угадывать его настроение, вовремя и ненавязчиво вставлять нужное слово…

– Игорь!!! Проснись! Ты полтора часа уже сидишь!

Он сразу не смог понять, где находится, кто это так трясет его и кричит.

– А… Маш…

– Быстро! Смываем! Черт… засохло все! Сюда иди!

Одним движением, как рыбак, подсекающий крупный улов, подруга подтащила его к умывальнику и принялась оттирать краску. Сначала она плескала ему в лицо теплой водой, потом холодной, и от этого он проснулся окончательно.

– Мылом… мылом давай!

– Пусти… черт возьми… как же это я задремал? Мне ж в адрес надо срочно! Вытереться дай!

Промокнув лицо полотенцем, он прогреб пятерней намокшие волосы и тут только заметил, что у Машки какое-то странное выражение лица.

– Машунь, ты чего такая смурная? Случилось чего?

– Случилось. Стой, не ходи никуда, – эксперт поймала его за рукав.

– Маш, мне давно ехать было… – он осекся, потому что Камышева молча подсунула ему зеркало.

Такого он не видел никогда. Вместо своей родной, привычной физиономии он узрел что-то такое… странное… несуразное… Над озадаченными голубыми глазами клубилось нечто темно-коричневое… почти черное… с блеском… здоровенное… он и не знал, что у него такие огромные и густые брови! Пока они были белесыми, это не было так заметно!

– Господи… – прохрипел он. – Как… как я теперь?!.. Маш, что теперь делать, а?!

Эксперт Камышева была поражена и расстроена произошедшей переменой во внешности друга не меньше, но она была стойкой женщиной и привыкла держать удар.

– Так… сейчас попробуем их немного протравить… у меня здесь где-то «Блондоран» завалялся…

– Машка, как же я в таком виде отсюда выйду?! – Игорь буквально рухнул в кресло. – Я ж… меня ж…

– Спокойно!.. – Пока эксперт размешивала новую порцию краски, ее руки заметно дрожали. – Сейчас… это такая зараза – ядерная бомба просто… сейчас весь цвет съест…

– Давай быстрее! Меня люди ждут!

– Сам виноват! – подруга, похоже, уже пришла в себя. – Я тебе что сказала? Смыть через пятнадцать минут! А ты что? Заснул!

Она раздраженно принялась наляпывать ему на лицо какую-то отвратительно пахнущую мерзость да еще и покрикивала:

– Спокойно сиди! Чего ты вертишься!

– Да воняет же…

– А ты чего хотел? Чтоб майскими фиалками пахло?

– Щиплется!

– Терпи!

– А долго держать?

– Полчаса, не меньше! – рявкнула Камышева, подбирая ватой потеки краски.

– Дай хоть в отдел позвоню…

В этот раз он сидел как на иголках, то и дело поглядывая на циферблат. Брови щипало, подтекала гнусно пахнущая тухлыми яйцами жижа, и он весь извелся, пока эти чертовы полчаса не закончились. Не дожидаясь Машки, он ринулся к умывальнику, долго тер и мылил брови, но когда, схватив зеркало, посмотрелся в него, из груди его вырвался мучительный стон:

– О-о-о-о-о!!! Маша!! – завопил он в приоткрытую щель на весь экспертный отдел. – Ма-а-аша!!!

– Иду! – шикнула Камышева, мощной грудью вдвигая его обратно в подсобку. – Чего ты разорался?

Он приподнял полотенце, которым прикрывал лицо, чтобы не дай бог никто не увидел результатов их совместной деятельности.

– Мама рудная… – только и вымолвила она.

Брови у майора уже не были темно-каштанового цвета с блеском. Но и прежний колер к ним не вернулся. Теперь они были рыжими, и не просто рыжими, а прямо-таки неприлично яркого оранжевого цвета. Под воздействием обесцвечивающего вещества кожа вокруг них также приобрела нездоровый багровый оттенок.

– Ну? – тяжело дыша, спросил зашедший к подруге в нелегкий час опер. – И что теперь?

– …

– Маш, не молчи… давай, делай что-нибудь! Я уже и телефон выключил… а выходить отсюда все равно придется!

– Ну… обратно можно перекрасить…

– Нет! – выкрикнул Лысенко и инстинктивно загородился ладонью. – Краситься больше не дам!

– И чего? Вот такого помаранчевого цвета будешь ходить? А сейчас на ковер выходит наш клоун Вася!

– Не знаю… – угрюмо буркнул он.

Камышева осторожно потрогала пострадавшего, отчего он буквально зашипел:

– Больно же!

– Давай в русый, – решительно сказала она. – Сиди здесь, а я сбегаю краску куплю.

– Да куда я теперь денусь… – Лысенко обреченно махнул рукой.

* * *

– Да че… конечно, он предложил! Я ж вам говорил уже!

– А вот ваши собственные показания, где вы утверждаете, что Зозуля только согласился с вашим предложением перевезти труп Лапченко.

– Где?! – выпучил глаза бывший рядовой состав Костюченко.

– Подпись ваша, Виталий Михалыч? – устало спросила следователь.