Книга Последний из Рода - Наталья Авербух

Опасность!

— Так вот ты какой, Тиан, потомок Берсерка, — насмешливо. — Не ожидала, что ты примешь мое приглашение, но тем лучше.

Она красива. И, одновременно, уродлива. Тонка, словно тростинка. Истощена, словно скелет, обтянутый тонкой пергаментной кожей, чуть светящейся в темноте. Ее волосы похожи на шевелящихся синих змей, а черты лица столь правильны, что вызывают отвращение: идеала не бывает, он — лишь маска, под ним скрывается что-то безобразное.

— Ты красив, Воин, смел и горд, — она лежит в паутинном гамаке, накручивая одну из нитей на палец, не глядя на меня. — Ты до боли напоминаешь его, но, в то же время, я вижу отличие. Он был силен, а ты — слаб. Слаб и беспомощен. Он был Воином, а ты… Ты же — Никто.

Я молчал. Что толку спорить со сновидением? Она просто озвучила мои страхи.

— Ты умрешь, Воин, — смеется она. — Я уже выткала узор твоей смерти. Тебе его не порвать. Ты слаб. Не повторить подвиг предка, не стать равным ему. Ты лишь неудачная его копия, как бы ни старались мои враги.

— Отпусти его! — раздалось из тьмы, окружающей нас. — Ты перешла все гр-р-раницы, Ткачиха, призвав Берсерка в свои владения!

Я узнал эту раскатистую «р». Но как это может быть? Колдун! Вот демон, уже в мои сны проник! Вот выберемся, наши пути навсегда разойдутся!

— Он волен уйти, — безразлично произнесла женщина. — Я не неволила его, он сам принял приглашение, сам пришел ко мне в гости.

— Он думает, что спит, — опроверг ее Кольд. — Он не понимает, кто ты.

Я хотел вмешаться, прогнать Кольда из моей головы, но его следующие слова заставили передумать и возблагодарить Единого, что колдун так вовремя явился за мной:

— Ты забыла представиться ему, Княгиня Судеб, та, которую зовут Ткачихой.

Он вышел из переплетения нитей и тьмы, не потревожив паутины, словно был бестелесным призраком. В глазах полыхало небесно-голубое пламя.

— Ты излишне нагл, Кольд Союзник, — недовольно, с угрозой.

— Я знаю свое место, а вот ты, Великая, позабыла, что и на тебя найдется управа. Хочешь войти в круг Права? Думаешь, сладишь с Огнем или Листопадом? Ох, сомневаюсь… Это тут ты богиня, а там…

— Я поняла, — прошипела Княгиня. — Ты заплатишь мне за свои угрозы!

— Не сейчас, — уточнил Кольд.

— Не сейчас, — неожиданно мирно согласилась она. — Два столетия спустя…

Кольд коротко кивнул, а потом протянул мне руку. Я схватился за нее, всем сердцем желая вырваться из этого кошмара наяву.

И открыл глаза, все еще чувствуя на коже противную липкость паутины.

Кольд крякнул и перевернулся на бок, подложил ладонь под щеку, осмотрел меня внимательно.

— Ну вот и ладненько, — заключил он. — Жив, и то хорошо. А Княгини этой не бойся, она над тобой не властна.

«А над тобой?», — хотел спросить я, но не успел. — «Она угрожала тебе…»

Банку тряхнуло, а потом сквозь ее стенки хлынул ослепительно-яркий свет.

— Проснулись, малыши? Готовы встретить свою судьбу лицом так сказать к лицу? — прохихикал-прогремел великан-маг. Его огромное лицо, искаженное стеклом, казалось испещренной разломами-морщинами горой.

— Вот погань, — Кольд встал и погладил облепившую правую руку массу: словно котенка успокаивал. — Ничего… Правильно люди говорят: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним». Вот и посмотрим, у кого… чувство юмора… лучше.

Маг потряс банку. Нас с Кольдом, судорожно цепляющихся за абсолютно гладкие стенки, кидало из стороны в сторону. Я с трудом заставил себя оставить бесплотные попытки уцепиться и прикрыл голову руками. Кольд звучно матерился после каждого удара: ему приходилось хуже, чем мне. Колдун был тяжелее и крупнее.

А потом мир в очередной раз перевернулся с ног на голову. Я успел только выставить перед собой руки, как нас с Кольдом вытряхнули из нашего временного узилища. Резкая острая боль прошила правую руку.

— Ты в порядке? — Кольд с трудом сел.

— Руку сломал, кажется, или ушиб… — механически ответил я, баюкая поврежденную конечность и глядя за спину колдуну. — Но это мелочь, по сравнению с тем, что сделает эта штука…

— Что? — не понял он. Потом оглянулся через плечо… — Твою мать!

Маг-старикашка скрестил руки на груди и мерзко захихикал. Меня передернуло. Точно сумасшедший… Но, надо признать, этот сумасшедший добился того, чего не смогла Академия — он умудрился пленить и убить Кольда Союзника. И меня заодно с ним…

Не думаю, что мы выживем после встречи с домашним любимцем мага — лохматым черным пауком…

— Позавтракай ими, Черник, — преложил маг. — Давай же, смелее… Я знаю, они покажутся тебе гораздо вкуснее мух…

Паук нападать не торопился, поблескивал глазами-бусинами, нервно подергивал жвалами. Возникало ощущение, что он либо не видит нас, либо по каким-то соображениям опасается атаковать.[18]

Кольд, пошатываясь, поднялся на ноги. Я шагнул было к нему, — поддержать, — но он резким окриком остановил:

— Стой там, где стоишь, если не хочешь стать кормом!

— О, Колдун, хочешь попробовать убить моего малыша? — прогремел голос старика. — Попробуй-попробуй… Может сумеешь хоть поцарапать Черника перед тем, как он до тебя доберется.

Что же Кольд медлит? Почему не атакует? Ведь Огнь исцелил его…

Паук выставил перед собой передние лапы и, угрожающе загребая ими воздух, двинулся на Кольда. Тот пошатнулся и вдруг согнулся пополам, засунув в рот два пальца.

Меня тоже поташнивало, но…

Паук остановился, а Кольд, захлебываясь кашлем, выблевал… почерневшую руну… Еще одну и еще. Руны на мгновение повисали в воздухе, а потом взрывались, осыпались пеплом.

— Эй! — кажется, маг понял, что его план под угрозой. — Эй, что…

Он не успел договорить. Кольд разогнулся и захохотал, вырастая на глазах. Зашевелилось быстрее нечто на его руке, забурлило, вспухло.

Шлеп!

Ладонью прихлопнув паука, Кольд свесил ноги со стола. Я стоял возле его бедра, искренне надеясь, что в пылу сражения колдун не забудет обо мне.

— А вот теперь, маг, тебе придется за все ответить… — промурлыкал он. Чего только не было в его голосе: и удовольствие, и предвкушение, и радость, и злость и черная ненависть…

Маг запел-забормотал знакомое уже заклинание, но Кольд, казалось, ничуть не опасался. Он фыркнул и осторожно, словно боясь, что ноги его подведут, встал. Одной рукой он опирался о столешницу.