Книга Оскар за убойную роль - Анна и Сергей Литвиновы

Лицо Валерия Петровича вдруг закаменело. Даже не то что закаменело – оно мгновенно превратилось в маску.

– Птушко?! Ты уверена?! – спросил он, еле разжимая губы.

– Уверена, – кивнула Таня. – А что случилось-то?

И тут, в мгновение ока, Валерий Петрович вспомнил. Точнее, не вспомнил – он случившееся и не забывал никогда. Оно навсегда оставалось с ним. Просто прошлое вдруг предстало перед ним с удивительной яркостью и свежестью…

За семнадцать лет до описываемых событий

14 июля 1987 года.

Франция. Париж

Двое русских, выехавших с вокзала Монпарнас в полупустой скоростной электричке, не привлекали ничьего внимания. Они и похожи-то не были на русских, которые за границей всегда выглядели настороженными и топорно одетыми. Двое элегантных, наряженных во все импортное господ в поезде смотрелись даже большими парижанами, чем сами парижане. Один из них – плотный, если не сказать тучный – был одет в рубашку-поло с шелковым шейным платком. Второй – худощавый, красивый – щеголял в джинсах и джинсовой рубашке.

Народу в вагоне практически не было. Утром в праздник, День взятия Бастилии, парижане предпочитали проводить время в постелях или не спеша завтракать в маленьких кафе, посматривая по телевизору парад на Елисейских Полях.

Сперва мужчины в электричке говорили друг с другом по-французски, но потом, поняв, что их никто не слышит и не обращает на них никакого внимания, перешли на русский.

– Что там, у вас в Москве, говорят о Горбачеве? – спросил худощавый.

– Кто что, – неопределенно ответил крепыш-щеголь. – Кто по-прежнему радуется царю-реформатору, кто зубами скрипит.

– Отчего скрипят-то? – усмехнулся первый.

– Всяк от своего. Кто от безумной затеи с выборами руководителей. Кто от Раисы Максимовны. Кто от борьбы с водкой. Кстати, анекдот знаешь? Горбачева теперь минеральным секретарем называют.

– Ну, это я еще в Москве слышал, – снисходительно обронил худощавый.

– Тогда такой не слышал. – Элегантный крепыш скосил глаз на сухощавого. – Получил фермер надел земли. Работа у него кипит. Вот он с утра: корову подоил, свиней накормил, яблони окопал, колорадского жука потравил… Стоит на крылечке, пот вытирает, думает: чего б ему еще такого совершить? Потом спохватывается: «Ой, да у меня ж еще жена не оттрахана!»

Первый, слушавший анекдот настороженно, рассмеялся. И тут же, в русских традициях, подхватил:

– Зато ты, Валера, наверно, такую байку не слыхал – она местного производства. Просыпаются двое супругов после буйной вечеринки. Головы трещат. Он говорит: «Дорогая, это тебя я вчера имел в библиотеке?» – «Смотря в котором часу, дорогой».

Валерий Петрович рассмеялся, а затем дружелюбно саданул спутника под ребра локтем:

– Как тебе тут живется, в развратном Париже? Без жены-то?

– Ой, плохо, Валера. Как Маяковский писал: «Устала правая, работаем – левой. Левой! Левой!»

…Так они и ехали до самого Версаля, перемежая анекдотами, прибаутками и сплетнями серьезный разговор о внутреннем и внешнеполитическом положении России и Франции. В том же духе они вели беседу и потом – в королевском дворце, осматривая парк с идеально подстриженными кустами и газонами. Они хорошо знали и понимали друг друга – друзья-приятели с восемнадцатилетним стажем, которых сейчас раз в год по обещанию сводит судьба то в коридорах Центра, то в загранкомандировке…

Потом они ушли в самую дальнюю часть парка, казавшуюся лесом. Но газоны и здесь были аккуратно подстрижены, и ни сучка, ни бумажки не валялось у деревьев. Вокруг не было ни души. И тут плотный крепыш вдруг неожиданно спросил своего приятеля:

– Ну, и как ты вчера провел время?

Худощавый, не ожидавший вопроса, вскинулся:

– Ты о чем это, Валера?

– Я о Жюли.

Второй сбился с ноги. Повисла пауза.

– О какой еще Жюли?!

– Не надо прикидываться, – устало сказал Ходасевич (тогда еще не полковник, а всего-навсего майор). – Не надо, Николя. Мы все знаем.

– Я не понимаю, о чем речь.

Ходасевич вздохнул, поморщился.

– Передо мной-то дурака не валяй.

– Я правда не понимаю.

– Хочешь услыхать от меня, что нам конкретно известно? Ладно, хорошо. – Валерий Петрович пожал плечами. – У тебя появилась любовница. Ты ее знаешь как Жюли Прево, двадцати восьми лет, разведенную. Она представилась тебе редактором издательства «Галлимар». Ты встречаешься с ней уже три месяца. Она ездит на «Пежо-205». Проживает на площади Шаттле, в мансарде на шестом этаже, и ты по меньшей мере трижды был у нее дома.

Первый, сухощавый, остановился. На его щеках заиграли желваки.

– Ч-черт, – выругался он. – Черт, черт и черт!

– Эх, Колька! – участливо сказал Ходасевич. – Почему же ты не доложил-то?

– Ты смеешься, Валера?! Я женат.

– Вот и я о том же, Коленька.

– Брось, Валера! Что за ханжество! Ты же не партбюро! Я уже почти полгода здесь торчу! Один-одинешенек, как хрен с горы!

– Ты же знаешь инструкцию. Ты должен был доложить – причем как только, так сразу. А еще лучше – в тот момент, как у тебя на нее первый раз встал.

Худощавый сморщился, словно объелся зеленых яблок.

– Перестань ты, Валера! Ты же знаешь Потапова. В тот же день, как я бы ему доложил, он меня бы сразу в Москву отправил. С первым же самолетом Аэрофлота!

– Ну и ладно. И отправил бы. Тогда у нас с тобой не было бы этого разговора.

– Ну, Валерка! Не будь ты ханжой! Что страшного в том, что мужик развеется в командировке?!

– Хочешь мое мнение? Личное мнение?

– Ну?

– Ничего. Абсолютно ничего страшного.

– Вот видишь!..

– Подожди. Я не закончил. Ничего страшного в этом бы не было, если б твоя Жюли не являлась установленным сотрудником Си-ай-эй.[9]

– Что?!

– Что слышал.

– О боже!!

– Да, малыш.

– Не может быть!

– Может, Николя, может. Так что, судя по всему, американцы готовят операцию.

– Какую операцию?

– Не прикидывайся. Твою вербовку. Классический случай: женатого разведчика, работающего под дипломатической крышей, поймали на бабе.

– О боже!

– Но они тебя не поймают.

– Почему?

– Потому что вчера в мансарде на площади Шаттле ты видел свою Жюли последний раз. Могу заявить тебе официально: завтра ты улетаешь на Родину. Заседание партбюро у тебя будет там. И молись богу, чтобы для тебя все счастливо кончилось.