Книга Защитница. Тринадцатое дело - Иосиф Гольман

Томский не преминул проехаться по молодому человеку. Однако за Тошку неожиданно заступился многоопытный Береславский. Правда, заступился своеобразно.

– Вы абсолютно правы, молодой человек, – сказал он довольному Антону. – Хотя вряд ли в состоянии серьезно менять ход вещей.

Крымов в недоумении повертел головой, призывая коллег к помощи.

– Как это – не в состоянии? – возмутился он. – Вон, Клюев без нас в тюрьме бы помер.

– Может, еще и помрет, – без эмоций сказал Береславский.

Это неприятно задело всех.

– Думаю, через неделю он будет на свободе, – горячо сказал Багров. Олег никак не ожидал от уважаемого им профессора такого пессимизма.

– А парня под Архангельском они с пожизненного сняли? – завелся, показывая на Ольгу с Багровым рукой, Тошка. – А дело с прапорщиком нашим уладили?

– Почти уладили, – отозвалась Шеметова. Она бы постеснялась рассказать собравшимся, каким образом убедила Галину Стрешневу отказаться от уголовного преследования Бойко. Но ведь убедила же!

– Не о том речь, – спокойно сказал Береславский. – Никто не сомневается в сотнях вырученных вами людей.

– А о чем же? – медленно успокаивался последний романтик от юриспруденции.

– О том, что, по большому счету, не важно, каковы результаты вашего труда.

Тут уже даже опытный Томский не понял.

– Вот ваш сегодняшний процесс, – спокойно, как своим студентам втолковывал профессор. – Он изначально несправедлив. И вы, если удастся, уменьшите степень этой несправедливости. Братья могли бы просидеть десятку, а отсидят всего «двушечку».

– Пока – год, – возразил Багров. Почему-то его тревожили речи чудака-профессора.

– Опять неважно, – отмел его реплику тот. – И если вы не будете меня перебивать, возможно, я сумею объяснить свою мысль даже вам.

Народ, улыбнувшись, решил не перебивать. В конце концов, именно Береславский не раз помогал им и словом, и делом.

– Так вот, – начал «от печки» Ефим Аркадьевич. – Есть безобразно неправовые страны.

– Россия, – сказал Багров.

– Зимбабве, – поправил его Береславский. – Понравилось кому-то ваше поле – скорей всего вас убьют. А вашу жену отнимут и сделают своей. Роберту Мугабе стукнуло девяносто, а он все еще имеет свой народ, как молодой.

– Далее, есть сильно неправовые страны, – продолжил, после паузы, профессор.

– Россия? – спросил Багров.

– Ирак, – привел свой пример лектор. Ибо, несомненно, это была краткая лекция. – Три народа, две с половиной веры. Сила то на одной, то на другой стороне. Сверху, то в одних, то в других, постреливают американцы. Кто сильный, тот и прав. Но отдельные элементы правосудия еще работают.

Далее, есть относительно правовые страны.

– Россия, – сказал Багров.

– Да, наверное, – секунду подумав, согласился Береславский. – Суды действуют. Законы исполняются. Но, во-первых, в правоохранительные органы, как сейчас говорят, «заносят». Кто больше занесет, тот и прав. Во-вторых, власть плохо контролируема и мало сменяема. А это значит, появляется еще один элемент правового риска. Нужно быстро разобраться с убийством чиновника – вот вам, пожалуйста, дело Клюевых. Никто ж не платил. И, возможно, даже не заказывал. Просто такой власти так удобнее. Пошли дальше? – спросил он собравшихся.

– Куда уж дальше? – рассмеялся Волик, а за ним и все остальные. Только Гескин сидел, нахмурившись. Он изначально понял постулат Береславского и был с ним согласен.

– Ну, куда… – задумался Ефим Аркадьевич. – Давайте, в цивилизованную Европу. Хотите – в Штаты, примерно одинаково.

– И что же там? – полюбопытствовал Тошка. – Адвокаты тоже ничего не решают?

– Я этого не говорил, – спокойно отозвался профессор. – Ни про Америку, ни про Россию, ни про Зимбабве. Ну, что, начнем про Штаты и Европу? – и, не успев получить ответа, начал.

– Теоретически, – сказал он, – это правовые государства. Однако возьмите дело Сноудена. Беззаконно прослушивалось пол-мира. Все! Даже премьер-министры. Сноуден разоблачил оруэлловский подход, поборолся за правовое государство и… стал законным врагом США.

– То есть, США все-таки не правовое государство? – поставила вопрос ребром Шеметова.

– Конечно, правовое, – возмутился Береславский. – Уж не сравнить с нашим. Скажем, приняли закон, чтобы раздолбать Ирак. Раздолбали. Потом, через десять лет, еще раз раздолбали. Сделали кирдык Хусейну.

– Хороший был человек? – иронически забеспокоилась Ольга. Она никак не могла понять, куда гнет этот чудик. Хотя привыкла серьезно относится к его словам.

– Отвратительный, – содрогнулся Ефим Аркадьевич. – Бешеная собака. Повесили его, и теперь в Ираке благодать. Многочисленные шииты гнобят менее многочисленных, но воинственных суннитов. Те в ответ мочат их и курдов. Курды защищают от всех свою территорию. Страна в огне, Америка мочит врагов с воздуха, но влезать по суше уже не хочет. Вот итог двадцати лет правовых действий цивилизованной страны.

– Так вы за прежний, хуссейновский Ирак? – уже и Волик не понимал его странной логики.

– С чего это я стану за бешеных собак? – оскорбился профессор.

– Тогда получается, что правых нет, – сообразила Шеметова.

– Вот! – воскликнул Ефим Аркадьевич. – Только я бы сказал чуть иначе, что правых – много. Мугабе, например. С его точки зрения, разумеется. Он хотел построить себе счастье и построил. Вряд ли ему дадут умереть спокойно, но это уже издержки любого диктаторства.

Хуссейн тоже прав. Хотел счастья для себя, любимого, и немножко – для своего окружения. Которое, правда, сам время от времени прорежал. Пулями.

Еще более правы американцы. Они хотят счастья для себя, и куют его всеми способами. Например, выпуская виртуальные, в счет и так уже сумасшедшего долга, доллары, на которые скупают все, что нужно для вышеуказанного счастья.

Так что, правы абсолютно все.

– А справедливость? – не выдержал Тошка.

– А что это такое? – в ответ спросил его Береславский. Тот обиженно умолк.

– Вот вы Клюева защищаете, – сказал профессор. – Его обвиняют в убийстве, которого он не совершал. Не справедливо. А что, его больше ни в чем нельзя обвинить? Пять лет человек в банде, и чистый?

Все ошарашенно молчали. Не ожидали они подобного от Ефима Аркадьевича.

– Так что ж нам теперь делать? – всерьез расстроилась Шеметова.

– А что делали, то и делать, – спокойно ответил Береславский. – Что считаете правильным, то и делайте, – уточнил он.

До Ольги дошло.

– Вы прямо философ, – оценила она его интеллектуальные усилия.