Книга Когда закроется священный наш кабак - Лоуренс Блок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто-то позвонил им послетого, как мы заплатили деньги, — сказал Скип. — Сказал, что у нас есть номер машины.
— Верно.
— Но кто мог знать? Мы впятером, кто еще? Киген, тебя, часом, не развезло и ты не рассказал кому ни попадя, как оказался героем и записал номер машины? Так все было?
— Я пошел на исповедь, — сказал Билли, — и рассказал отцу О'Хулиэну.
— Я говорю серьезно, черт побери.
— Я никогда не доверял хитроглазому ублюдку, — ответил Билли.
— Скип, я не думаю, что кто-то кому-то проболтался, — мягко сказал Джон Касабиан. — Я думаю, что понял, к чему клонит Мэтт. Это был один из нас, правильно, Мэтт?
— Один из нас? — спросил Скип. — Один из сидящих здесь?
— Верно, Мэтт?
— Правильно, — сказал я. — И это был Бобби.
Повисла гнетущая тишина, и все смотрели на Бобби. Потом Скип захохотал, так громко, что его смех прокатился по всему помещению.
— Мэтт, черт тебя побери, — сказал он, — ты притащил меня сюда для того, чтобы я купился на это?
— Это правда, Скип.
— Потому что я актер, Мэтт? — Бобби усмехнулся. — Ты считаешь, что все актеры знают друг друга, так же как Билли предположил, что Касабиан должен знать ту школьную учительницу? Господи, да в этом городе актеров, наверное, больше, чем армян.
— Две притесняемые группы, — нараспев произнес Киген, — актеры и армяне, представители обеих практически умирают с голоду.
— Никогда не слышал об этих ребятах, — сказал Бобби. — Этвуд и Катлер? Так их зовут? Никогда не слышал ни одного из этих имен.
— Не трепись, Бобби, — ответил я. — Вместе с Гэри Этвудом ты посещал занятия в Нью-Йоркской академии драматических искусств. А в том спектакле, что шел в прошлом году в театре Галинда на 2-й авеню, ты играл вместе с Ли Дэвидом Катлером.
— Ты говоришь о той пьесе Стриндберга? Шесть представлений перед полупустым залом, когда даже директор не знал, о чем этот спектакль? Так, значит, это Катлер — худой парень, игравший Берндта? Ты о нем говоришь?
Я ничего не ответил.
— Этот Ли обманул меня. Все называли его Дэйв. По-моему, я его припоминаю, но...
— Бобби! Сукин ты сын, ты врешь!
Он обернулся и посмотрел на Скипа.
— Неужели, Артур? Вот что ты думаешь?
— Это то, что я, черт побери, знаю. Я знаю тебя. Я знаю тебя всю свою жизнь. И я знаю, когда ты врешь.
— Этакий ходячий детектор лжи, — Бобби вздохнул. — Получается, что ты прав.
— Я тебе не верю.
— Ну, соберись с мыслями, Артур. С тобой тяжело соглашаться. Либо я вру, либо нет. Как ты хочешь?
— Ты обокрал меня. Ты украл у меня книги, ты пустил меня по ветру. Как ты мог так поступить? Маленький засранец, как ты мог так поступить?
Скип встал. Бобби продолжал сидеть на стуле, держа в руках пустой стакан. Киген и Касабиан сидели по обеим сторонам от него, но, пока шла эта перепалка, они немного отодвинулись в сторону, словно освобождая место. Я стоял справа от Скипа и смотрел на Бобби. Тот молча обдумывал вопрос, словно специально привлекая к себе внимание.
— Черт побери, — ответил он. — Почему кто-то вообще делает это? Мне нужны были деньги.
— Сколько они тебе дали?
— По-правде говоря, совсем немного.
— Сколько?
— Понимаешь, я хотел треть. Они посмеялись над этим. Я попросил десять тысяч, они сказали пять, мы сошлись на семи. — Бобби развел руками. — Из меня никудышный торгаш. Я актер, а не бизнесмен. Разве я знаю, как нужно торговаться?
— Ты предал меня за семь тысяч долларов?
— Послушай, я хотел, чтобы они дали мне больше. Поверь мне.
— Не шути со мной, ублюдок.
— Тогда не подавай мне таких пошлых реплик, дерьмо собачье.
Скип закрыл глаза. На его лбу выступил пот, а жилы на шее вздулись. Он сжимал руки в кулаки, разжимал их и сжимал снова и дышал через рот, словно боксер между раундами.
— Зачем тебе нужны были деньги? — спросил он.
— Ну, моей сестренке нужна операция и...
— Бобби, не шути со мной. Я ведь убью тебя, к черту, клянусь.
— Да? Поверь, мне они были нужны. Мне бы понадобилась операция, потому что мне переломали бы ноги.
— Какого черта ты несешь?
— Я говорю о том, что занял пять тысяч долларов, вложил их в торговлю кокаином и оказался в полном дерьме. Мне нужно было отдавать эти деньги, я ведь занимал их не в банке Чейз-Манхэттен. Я брал эти деньги не у своих друзей. Я одолжил их у парня из Вудсайда, который сказал, что мои ноги — гарантия выплаты.
— Какого черта ты влез в торговлю кокаином?
— Пытался заработать на этом денег. Пытался выбраться из этой дерьмовой жизни.
— Ты говоришь так, словно это — Американская Мечта.
— Это был самый настоящий ночной кошмар. Все пошло прахом. Я по-прежнему был должен деньги, к тому же каждую неделю отстегивал по сто баксов — проценты. Ты знаешь, как все работают. Постоянно приходится платить по сто баксов в неделю, а долг в пять тысяч не уменьшается. Для начала, я не мог отработать свои затраты, не говоря уж об этих ста долларах. Мои долги росли, процент умножался на процент, так и ушли семь тысяч, которые я получил от Катлера и Этвуда. Я заплатил шесть тысяч, чтобы от меня отстали наркоторговцы, погасил некоторые свои долги и положил пару сотен баксов в свой кошелек. Вот и все, что осталось. — Бобби пожал плечами. — Легко пришли, легко ушли, верно?
Скип взял сигарету в рот и нащупал зажигалку. Он уронил ее и, когда наклонялся, чтобы подобрать, случайно загнал ее под стол. Касабиан положил руку ему на плечо, чтобы успокоить, потом зажег спичку и дал прикурить. Билли Киген опустился на пол, посмотрел вокруг и нашел зажигалку.
— Ты знаешь, во сколько ты мне обошелся? — спросил Скип.
— Я стоил тебе двадцать тысяч, а Джону тридцать.
— Ты стоил мне двадцать пять. Сейчас пять тысяч я должен Джону, и он знает, что получит их обратно.
— Как скажешь.
— Ты стоил нам пятьдесят тысяч чертовых долларов, только для того, чтобы самому остаться с семью. О чем я говорю? Ты стоил нам пятьдесят тысяч долларов, чтобы самому остаться ни с чем.
— Я же говорил, что моя голова не для бизнеса.
— У тебя совсем нет головы, Бобби. Тебе были нужны деньги, ты мог бы продать своих друзей Тиму Пэту за десять тысяч. Это обещанная награда, которая на три тысячи больше, чем ты получил.
— Я не мог их предать.
— Нет. Конечно нет. Но ты смог пустить меня и Джона по ветру, верно?