Книга Коричневые башмаки с набережной Вольтера - Клод Изнер

За их столик подсел Рауль Перо:

– Я знал, что вы уже здесь. Сейчас выпью пива с лимонадом – у меня в глотке пустыня Сахара – и отчитаюсь. Ну и заставили же вы меня попотеть, месье Легри. Я заявился в морг к обеденному времени – не сомневался, что подручные Вальми покинут посты, едва почуют, что животы пусты. Слыхали? В рифму сказал!

– В морг? – удивился Жозеф. – Это зачем же?

– Прошу прощения, – замотал головой Вальми, – иначе умру от жажды. – Выпив одним махом полкружки, он снова наклонился к приятелям. – Морг соперничает по популярности с самыми скандальными художественными экспозициями. Парижан хлебом не корми – дай полюбоваться трупами, разложенными на белом кафеле. И они забавляются, да-да, господа, забавляются, глядя на останки утопленников, самоубийц, жертв насилия и несчастных случаев. А излюбленное местечко рыбаков, между прочим, стрелка острова Сите – в этом месте водятся самые жирные щуки и раки во-от с такими клешнями. Знаете почему? Потому что служители морга выбрасывают анатомические отходы в Сену. Короче, мне удалось беспрепятственно обследовать челюсти головы из Булонского леса. Вот вам рисунок. Довольны?

– Ну-у, – протянул Жозеф, – я очень удивлюсь, если его выставят в Люксембургском музее[98]…

– Этот рисунок не претендует на звание произведения искусства, он – элемент расследования, – пояснил Рауль Перо. – Бывший владелец головы не шутил с собственным здоровьем. Три зуба запломбированы, один клык отсутствует – видимо, стоял искусственный, потому что я нашел в десне штифт. Очень качественная работа, он определенно лечился у дипломированного дантиста. Итак, какие выводы?

– Сначала мне нужно кое-что проверить, выводы будут потом. А вам, как я и обещал, награда: вот ваш Лафорг.

– Благодарю! Эту книгу я не продам и за полкоролевства. Уже уходите?

– Кэндзи устроит нам разнос. Я завтра забегу на набережную.

В лавке Виктор слонялся по торговому залу и барабанил пальцами по бюсту Мольера на каминном колпаке, пока Кэндзи не удалился на второй этаж.

– Жозеф, у меня для вас поручение чрезвычайной важности. Возьмите рисунок Перо и бегите к доктору Извергсу, дантисту. Улица Ренн… номер дома забыл. Пусть он сравнит рисунок челюстей со своими записями по поводу лечения Жоржа Муазана.

– Понял! Вы хотите выяснить, не принадлежит ли отрубленная голова Муазану… Погодите, а откуда вы знаете фамилию врача?

– Случайно услышал от вашего крестного.

– Извергс? – поморщился Жозеф. – Неудивительно, что он решил стать дантистом, при такой-то фамилии…

– Я потому ее и запомнил.

– После визита к доктору Извергсу протелефонировать вам на улицу Фонтен?

– Ни в коем случае!

– Ясно. У меня то же самое. Не могу больше врать домашним, это очень утомляет. Надеюсь, время не будет потрачено впустую. Впрочем, вы же оплатите мне фиакр – не ровен час снег повалит.

Серое зябкое небо медленно темнело. На улице Арколь стало меньше прохожих и больше экипажей. Промчался фиакр, подняв брызги грязной воды, – Аделина Питель проворно отскочила, чтобы ее не окатило. Встав под красно-белым тентом мясной лавки, где продавалась конина, она развернула газету и пробежала взглядом первую полосу с заголовком жирным шрифтом:

УБИЙСТВО МОДИСТКИ

Полиция в тупике

До сих пор нет никаких ответов по делу об убийстве мадемуазель Анни Шеванс, модистки с Райской улицы. Старший комиссар Вальми пытается установить круг общения жертвы. По словам свидетеля, в данный момент пребывающего в больнице, мадемуазель Шеванс состояла в клубе любительниц конфитюров «Фруктоежки». Не связана ли ее смерть с убийством мадемуазель Лакарель, найденной мертвой рядом с медным котлом, в котором обнаружены остатки конфитюра?

Аделина Питель опустила руки с газетой и задумчиво изучила свое отражение в витрине. Затем аккуратно сложила выпуск и неспешно направилась к церкви.

Глава пятнадцатая

Четверг, 20 января

Когда Жозеф вернулся в «Эльзевир», Кэндзи любезничал с хорошенькой мадемуазель Мирандой, а Виктор по просьбе месье Шодре раскладывал на зеленом сукне стола гравюры с картин Буше. Аптекарь рассматривал эротические композиции в радостном возбуждении.

– О, месье Пиньо, приветствую! – воскликнул он и тихо добавил, потирая ручки: – Присоединяйтесь – получите эстетическое удовольствие. Взгляните-ка на эту, как томно разлеглась на смятых простынях! До чего хороша плутовка!

– Мне нужно с вами поговорить, – шепнул Жозеф шурину. – Извините, месье Шодре, мы на минутку.

Они закрылись в подсобке.

– На вас лица нет, – констатировал Виктор.

– Еще бы! Вам бы тоже не понравилось. Не дай бог у меня когда-нибудь зубы разболятся! Это был не зубоврачебный кабинет, а камера пыток: щипцы, крюки, сверла, еще штуки какие-то, похожие на гвоздодеры…

– А пилы и молоты вы там не заметили? Ну так что, сгодился на что-нибудь рисунок?

– Доктор Извергс подтвердил вашу гипотезу: на рисунке челюсти его пациента Жоржа Муазана, который должен ему кругленькую сумму за лечение.

– Боюсь, долг останется неоплаченным. Итак, есть ли связь между четырьмя преступлениями? Состен Ларше и Жорж Муазан – книготорговцы. Филомена Лакарель и Анни Шеванс – королевы конфитюров. Четыре жертвы – один убийца. Кто?

– Некий любитель чтения и сладкого.

– У меня не выходит из головы троица подозреваемых: обрезчик сучьев, сапожник и карточный игрок. Нельзя упускать их из виду. Предлагаю заняться первыми двумя в воскресенье утром. Вы проследите за Гаэтаном Ларю, я – за Фердинаном Пителем.

– Почему в воскресенье?

– Потому что это единственный день недели, когда «Эльзевир» закрыт.

– Что означает: отоспаться не получится. А как же Амадей?

– Оставим его на десерт. – Виктор хотел добавить, что и букинистов с набережной Вольтера нельзя исключать из списка подозреваемых, но промолчал.

– Месье Легри, мой выбор пал на «Мадемуазель О’Мёрфи», – торжественно сообщил аптекарь, когда они вернулись в торговый зал. – Но сию обнаженную деву надобно чем-нибудь прикрыть, не то моя дрожайшая половина меня с ней в дом не пустит.

– Сейчас всё устроим, месье Шодре. Жозеф у нас мастер упаковочного дела!

…Кэндзи шагал по авеню Опера. У почтового отделения дорогу ему заступила дама в перьях и жемчугах. Японец шарахнулся в сторону и поспешил было прочь от этого гибрида страуса и моллюска, но гибрид его окликнул:

– Мой микадо! Ты не хочешь меня видеть?

– Фифи!.. Фьяметта!.. Княгиня Максимова!