Книга Моряки. Очерки из жизни морского офицера 1897-1905 гг. - Гаральд Граф

Назначение новых офицеров в худшую сторону изменило дух нашей кают‑компании, но все же для меня явилось большой радостью вновь очутиться на «Иртыше».

Командир был очень доволен моему возвращению, сейчас же пригласил к себе и долго расспрашивал о моих злоключениях. Он тоже уже не думал, что я догоню «Иртыш», и мой приезд вышел приятным сюрпризом, в особенности потому, что теперь на корабле появились деньги, в которых ощущалась большая нужда.

В кают‑компании я сразу узнал все новости и события, происшедшие в мое отсутствие.

Из Джибути «Иртыш» вызвали на Мадагаскар, в Носи‑бэ, всего за несколько дней до ухода эскадры к аннамским берегам. Переход до Мадагаскара прошел не очень благополучно. В первую же ночь «Иртыш» встретил сильную грозу со страшным ливнем. Во время нее, когда на вахте стоял подпоручик Ф. (Фролов. – Примеч. ред.), вдруг все ощутили довольно сильный толчок. За ним послышался треск ломающегося дерева и слабые крики. Из‑за полной темноты и сильного дождя решительно ничего не было видно. Вбежавший на мостик командир немедленно застопорил ход и приказал прожекторами обыскать кругом все пространство. Одновременно стали готовить к спуску шлюпки. Гроза все бушевала, и яркие молнии освещали горизонт. Однако прожекторы ничего не могли нащупать, и тогда спустили шлюпки. Шлюпки продержались на воде несколько часов, но нашли лишь какие‑то плавающие доски и ничего больше. «Иртыш» держался на месте до рассвета и еще раз обошел весь район, но опять безрезультатно. После этого оставалось только продолжать путь…

По‑видимому, он наскочил на какой‑то небольшой парусный барк, который шел без огней, не рассчитывая, что в таком глухом месте можно кого‑либо встретить. Из‑за безлунной ночи, темных туч и ливня «Иртыш» не увидели даже вблизи, так же как и он не заметил их, и столкновение произошло внезапно для обеих сторон. Кроме рулевого, возможно, на верхней палубе никого и не было, и экипаж мирно спал. Наскочив с большого хода огромной своей массой, «Иртыш» разрезал судно, и оно моментально пошло ко дну, увлекая за собою и всех людей.

Эта катастрофа произвела тяжелое впечатление, но наши опытные коммерческие моряки утешали, что из‑за небрежности капитана маленьких парусных судов такие случаи нередки.

Как только «Иртыш» пришел в Носибэ, его сейчас же охватила деловая атмосфера, царившая на эскадре. Пришлось хорошенько изучить приказы и инструкции, очень внимательно следить за сигналами и приспосабливаться к установленным строгостям. Адмирал был чрезвычайно разочарован тем, что «Иртыш» не привез снаряды для практической стрельбы, и от полной немилости спасло только то, что мы все же доставили нужные двенадцать тысяч пар сапог. «Иртыш» заставили запастись свежей провизией на предстоящий переход. Пришлось посылать на берег целую экспедицию для закупки быков и всего, что только можно достать. За моим отсутствием был послан старик‑комиссар, который в необычайной для него обстановке совершенно растерялся, и вышла путаница с расплатой. В результате на корабль доставили меньшее число быков, чем было куплено, да и за них порядочно переплатили. Командир рвал и метал. Старик только глазами хлопал и оправдывался, что он не чернокожий и их языка не понимает. Корабль не имел ни одного пенса своих денег, и пришлось просить у флагманского интенданта, который давал очень неохотно. Вообще, тревог и беспокойств оказалось много.

Несколько офицеров отправилось с закупочной экспедицией в Носибэ. Вернулись они на корабль с целым зверинцем: маленькая макака, прозванная Яшкой, пара хамелеонов и две обезьяны мадагаскарской породы «манго» с длинными хвостами.

3 марта эскадра вышла в море. Ей предстояло пересечь Индийский океан, но какими путями и куда именно она зайдет, никто не знал. Известно стало только, что переход будет очень длителен и не менее месяца‑полутора. Теперь уже соединенная эскадра имела около сорока вымпелов самых разнообразных типов судов, и вести ее являлось сложной задачей. Личному составу пришлось напрячь всю энергию, внимание и знание дела. На каждом корабле должны были внимательно следить, чтобы не сдали машины и котлы и не выйти из строя. Кроме того, следовало все время находиться в полной готовности к отражению нападения.

Адмирал время от времени маневрировал. Это многим доставляло немало неприятных минут, т. к. далеко не всё и не у всех выходило, как следует. Вначале даже в строю не умели, как полагается, держаться, в особенности транспорты: все время то один, то другой оттягивался или отставал из‑за недоразумений в машинах, и приходилось стопорить ход всей эскадры. Желая сберечь механизмы миноносцев, Рожественский приказал транспортам взять их на буксиры, и с этого момента пошли новые задержки: лопались и путались тросы, много времени тратилось на их заводку, и ход уменьшался. Это все сильно замедляло общее движение. На «Иртыше» с буксированием сравнительно легко справились, но и у нас не обошлось без выговоров адмирала, которого страшно боялись. Это обстоятельство, надо полагать, и способствовало увеличению всяких злоключений, потому что нервность командира передавалась офицерам, а от них команде, и дело не спорилось. Ко всему, жара ужасно размаривала, и все ходили злые и недовольные.

Скоро в океане начались погрузки угля с транспортов на боевые корабли. Это происходило при помощи баркасов и паровых катеров, которые принимали с транспортов мешки с углем и перевозили их на корабли. Адмирал требовал очень быстрой работы, так как не хотел задерживаться. Вначале и эта работа не ладилась, но потом с ней научились справляться, и началось даже соревнование: кто в кратчайший срок закончит погрузку. Дошли до большой виртуозности.

Так, в упорном труде и полном напряжении от офицеров до последнего матроса, продолжался этот исторический поход, и адмиралу удалось благополучно довести эскадру до аннамских берегов. За этот переход мои соплаватели страшно устали и завидовали мне, что я с таким комфортом добрался до Камранга. Да я и сам понимал, что мне в этом отношении повезло, но в душе все же предпочел бы быть с ними и переносить все лишения, чем ехать на пассажирских пароходах.

Адмирал решил понемногу отпустить часть транспортов, и все, что имело боевое значение, перегружалось на «Иртыш» и «Анадырь». Таким образом, у нас появились 800 мин заграждения и большое количество бутылей с соляной кислотой. Кроме того, непрерывно пришлось грузиться углем с германских угольщиков пароходной компании «Гамбург‑Америка» и в то же время передавать его на боевые корабли и миноносцы.

Тут я постиг весь ужас многодневной угольной погрузки при невыносимо жаркой погоде, когда на раскаленной солнцем железной палубе даже больно стоять в сапогах. Угольная пыль проникала всюду, и, так как приходилось жить на верхней палубе, мы всегда ходили черными. Наш комплект команды был крайне ограничен и сильно переутомлен, потому для погрузок присылали матросов с боевых кораблей. Они приезжали с расчетом как‑нибудь уклониться от работы: прятались по палубам и грузили только в присутствии офицеров, но зачастую грубили и не повиновались. Да и неудивительно: на своих кораблях им приходилось тяжело, а тут заставляли еще трудиться и на чужом. Все сознавали, что это не пустая прихоть адмирала, а чрезвычайно важно для всей эскадры, но в то же время так были измучены, что никакие убеждения не действовали, и приходилось применять самые строгие меры.