Книга Самец причесанный - Анатолий Дроздов

— Отныне в пятом легионе будет шестьдесят центурий, а не пятьдесят восемь, как сейчас, — сказала Флавия. — Он один в Роме имел сокращенный состав. Это было наказанием за утрату вексиллума. Вина легиона искуплена. За это мы должны благодарить Игрра! — Флавия указала на меня. — Он отбил вексиллум в жестоком бою с сармами, лично зарезав при этом вождей трех орд. Его ранили. Своей кровью и беспримерной отвагой Игрр смыл позор с этого знамени. По закону Ромы его возвели в сенаторское достоинство прямо на поле сражения…

«Вот так рождаются легенды! — подумал я. — Какое, на хрен, поле! Все было на берегу реки, а там когорта отогнала орду без крови. В Балгасе я дрался за себя и Виту, да и то драпал, ожидая стрелу в задницу. Вексиллум нашел в кладовке…»

— Предлагаю назначить Игрра легатом. Дать ему легион, которому он вернул честь. Кто «за»?

Вверх взметнулся лес рук Что означает «легат»? Командир легиона? Шесть когорт, по тысяче человек в каждой, в первой центурии численный состав двойной. Плюс вспомогательные службы… Блин, да это усиленная бригада! Я комбриг? Охренеть! Рядовой Овсянников прибыл для дальнейшего прохождения службы! Где тут у вас штаб?..

В дивизию, где я служил, как-то призвали одного артиста. В смысле — актера с дипломом. До того, как надеть форму, тот подвизался в театре. Служба его не устраивала, актер начал действовать. Для начала написал письмо генеральному секретарю НАТО. Честь по чести: Брюссель, бульвар Леопольда III… Конверт с адресом вызвал повышенное сердцебиение у дивизионных контрразведчиков. Письмо изъяли и прочли. Текст дышал праведным гневом. Артист обвинял НАТО в агрессивных планах и обещал, если генсек не угомонится, показать ему кузькину мать. Контрразведчики вызвали артиста.

— Чего я написал неправильного? — обиделся тот. — Нам говорят это на занятиях!

Контрразведчики почесали в затылках. Действительно, говорят. Но писать генсеку НАТО… Артиста отпустили, но взяли на заметку.

Спустя время контрразведчикам доложили: артист вновь пишет! Добыл толстую тетрадь и строчит! Контрразведчики ждали очередного письма, но ошиблись. В один из дней на столе дежурного по штабу дивизии зазвонил телефон. Тот снял трубку.

— Срочно соберите командование! — велел важный голос. — Я буду докладывать план реформирования дивизии!

— Есть! — ответил растерявшийся офицер. — Простите, товарищ генерал! Как мне к вам обращаться?

— Рядовой Иванов! Третья рота… полка!

Дежурный выронил трубку, а когда поднял, реформатор на том конце провода услышал отборный мат. Через полчаса за актером пришли. В штабе он выложил исписанную тетрадь. Ее полистали. Это действительно был план реформирования дивизии: подробный, с тщательно продуманными деталями. По мнению автора, по воплощению его в жизнь дивизия могла в одиночку разгромить блок НАТО. С этой целью солдаты оснащались «Искандерами» — по ракете каждому, и летающими танками для мобильности. Начальство поняло, что случай серьезный. Рядового отвезли в дурку. Там он поразил психиатров. Те ждали симулянтских ужимок, а получили грозное обвинение.

— Вас купили враги! — негодовал актер, тыча во врачей пальцем. — Я знаю кто! НАТО! Немедленно верните меня в часть! Я хочу служить Родине! Я нужен России!

Эти слова убедили психиатров, что перед ними — дурак. Спустя положенное время они выдали заключение. Но дни, пока длилось обследование, клиника запомнила. Актер цеплялся к любому мужчине, будь то пациент или санитар. Грозно тыча пальцем, вопрошал: «Почему ты здесь? Родине нужны солдаты! НАТО у наших границ!» В итоге актер вернулся в театр, а позже, как говорили, перебрался в столицу. Там оценили талант…

Сейчас я чувствовал себя таким же придурком. Как я буду командовать легионом? Что знаю о местной тактике и стратегии? Сражаясь в Паксе, я действовал по наитию, на свой страх и риск Полководец посылает солдат на смерть. Я это смогу? А если погублю хвостатых?

— Принцепс! — взмолился я. — Я не могу принять эту честь. Я всего лишь воин. Из меня выйдет никудышный легат.

По скамьям курии пробежал ропот. Похоже, я что-то не то сказал. Флавия недовольно поджала губы.

— Разве не ты подсказал Валерии, как снять осаду с Малакки?

Я вздохнул. Трибун в письме сообщила, это к гадалке не ходи.

— Это вышло случайно, принцепс! Вспомнил пример из моего мира. Я всего лишь медикус. Позволь мне выступить. У меня есть важное сообщение.

— Говори! — разрешила Флавия.

Я кивнул и начал. Волнение ушло, слова потекли. То, что я говорил Валерии и центурионам, сейчас вываливалось на головы этих разряженных женщин, и я видел, как каменеют их лица. Вы гордитесь своим государством, рома? Считаете себя цивилизованными в отличие от сарм? Ну так знайте: вы даже хуже! Сармы, по крайней мере, не убивали своих мужчин! Что вы получили, отстранив людей от власти? Угасающую экономику и слабеющую военную мощь? Вы покорились жрицам, хотевшим власти. В итоге — вымираете. Идея, что раса, нация или социальная группа превыше остальных, рано или поздно убивает своих носителей. Мы на Земле это проходили…

Когда я умолк, в курии воцарилась тишина. Слышно было, как жужжит, выписывая круги в воздухе, муха. Тепло от разгоряченных тел пробудило ее от спячки. На ближней к прицепсу скамье медленно встала Лаура. Глаза ее горели.

— Как давно ты в Паксе, сенатор?

Слово «сенатор» она выговорила с омерзением.

— Меньше года, достопочтенная!

— Однако берешься утверждать, что у нас неправильный строй. Тысячу лет было хорошо, но вот пришел ты и разъяснил, что это не так. На основании чего? Вы с Октавией враждовали? Ты повинен в этом не меньше ее. У тебя сын? Это могло стать случайностью. Я понимаю, чего ты добиваешься! Отдать власть людям и низвести нол до положения рабынь!

Я не успел возразить: сенаторши завопили и замахали кулаками. Но теперь как болельщики, увидевшие команду противника. «Писец! — подумал я. — Побьют и выбросят из курии. Лишат званий и наград и посадят в тюрьму. Это в лучшем случае. У них вроде есть: «объявить вне закона». После чего тебя убьет любой желающий. С чего меня понесло? Надо было поговорить с Флавией. Та хоть любит меня…»

Я увидел, как поднимается Северина. Вот и прокурор! Я проехался по ее вотчине — Храму. Сейчас врежет — мало не покажется! Флавия заметила движение трибуна и сделала знак распорядителю. Та зазвонила в колокольчик. Не сразу, но сенаторши угомонились. Некоторые, опускаясь на скамьи, недовольно ворчали. Северина откашлялась.

— Мне, как и Лауре, обидно слышать слова Игрра. В Паксе он действительно недавно, вдобавок — мужчина. Мы привыкли отказывать им в уме. Мужчины требуются лишь для продолжения жизни, ведь так? — Он обернулась к скамьям, и там закивали. — Тысячу лет назад мы отстранили людей от власти, считая, что это правильно. Игрр сказал, что это ошибка. Горько слышать… — Северина вздохнула, и я мысленно сжался — сейчас! — Но вот что я скажу, почтенные: Игрр прав!