Книга Мемуары посланника - Карлис Озолс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако атакующим этого оказалось мало. Надо было во что бы то ни стало раздобыть компрометирующие меня факты. Рассуждения и догадки об американских деньгах, о моей защите шпионов были призрачны и зыбки. Требовалось нечто более реальное, осязаемое. Случай представился. Владелец известного в Риге ресторана «Отто Шварц» и лучшего гастрономического магазина, мой друг Юргенсон, снабжавший меня и наше посольство в Москве продуктами, обратился ко мне с просьбой содействовать ему в получении икры прямо из Москвы, притом наилучшей. Свою просьбу он мотивировал тем, что в Риге хорошей нет, а та, которую предлагают многочисленные служащие советских учреждений, ввозится без пошлины, поэтому для торговли она неприемлема, как контрабандный товар. Конечно, я с удовольствием помог ему в этом пустяковом деле. Я дал соответствующее распоряжение помощнику коммерческого атташе, у него имелись знакомства в рыбном тресте, и он должен был достать для меня килограммов сорок лучшей икры. Она принадлежала к группе товаров, свободно вывозимых за границу, и достать ее не составляло никакого труда. Атташе заявил, что икра нужна для самого посланника, и получил наилучшую. Она и была отправлена в Ригу с секретарем Виграбсом. Я строго наказал, чтобы икру сдали в багаж отдельно и багажная квитанция была передана в Риге Юргенсону. Другими словами, секретарь, багаж которого не облагался пошлиной, не смел взять ее по прибытии в Ригу, и ее, уплатив пошлину, должна была получить фирма Юргенсона. В сущности, все так и было сделано. В Москве секретарь сдал ящик вместе со своими книгами и получил общую багажную квитанцию. В Риге он забрал книги с соответствующей отметкой на квитанции, а ящики с икрой оставил. Квитанцию с отметкой, что два ящика уже взяты, он передал Юргенсону, и его фирма без труда, уплатив пошлину, получила икру.
Агенты ГПУ усмотрели в этом прекрасный случай для нового дела. Они решили, что икра не была обложена латвийской пошлиной, надо сказать, очень высокой, и стали действовать соответствующим образом. Об этом известили члена латвийского сейма, некоего Эглита, впоследствии утонувшего в реке. Нашим посольством он давно уже был недоволен, поскольку оно не пускало его в Латвию как лицо, занимавшее во время революции пост комиссара в Казани. Но нашлись друзья, поручились за него, и его впустили в страну. Зол он был и лично на меня. Я на его связи с большевиками смотрел очень подозрительно. У меня было для этого достаточно оснований, хотя Эглит иногда очень ругал большевиков, знакомый испытанный прием для отвода глаз. Приехав в
Ригу, он записался в партию так называемых «новохозяев» и, испытанный демагог, способствовал развитию этой партии. Пользуясь своей властью, точнее, захватив ее, вообразил себя неограниченным владыкой. Вдруг потребовал от таможенных чиновников произвести обыск в его присутствии в ресторане «Отто Шварц», чтобы найти контрабандную икру. Не нашли ничего. Тогда через несколько дней, вероятно получив новые инструкции, Эглит вторично произвел обыск и проверку счетов в конторе Юргенсона. Не вышло ничего и тут, фирма солидная и контрабандой не занималась. Конечно, обыск имел целью не Юргенсона, это были средство и повод придраться ко мне. Не дремал и НКИД. Вся эта история была ему на руку. Чтобы придать «случаю с икрой» некую значительность, обратить на нее внимание правительственных сфер, НКИД прислал посольству ноту, обвиняя «высокопоставленное лицо» в контрабандной торговле икрой. На эту наглость я ответил резким протестом. Факты, логические выводы явно и безоговорочно обличали НКИД и ГПУ, и я имел полное и совершенное право говорить с большой иронией, высмеивая оба учреждения. Жаль, сейчас я не могу опубликовать этого документа. НКИД своей нотой сам себя загнал в угол, она во всех смыслах была самоубийственной. Конечно, озлобление против меня возросло еще больше. НКИД и ГПУ решили после стольких неудач выбрать жертвой мою жену, лишь бы подстроить явный скандал, связанный с моим именем, уничтожить меня морально.
Дело было так: после никому не известного «судебного процесса» нашего коммерческого атташе Блументаля НКИД потребовал его немедленной высылки за пределы СССР. Он даже не успел собраться. Прошло недели две, и в Ригу поехала моя жена. Сослуживцы коммерческого атташе, у которых Блументаль оставил вещи, очень просили моего разрешения отправить их в багаже моей жены. Всех вещей было около 350 кило. Я, конечно, согласился, к этому меня обязывал и мой долг. Жена уехала, с ней были отправлены и вещи атташе. На другой день, к общему невероятному удивлению, я получил телеграмму от жены и из министерства иностранных дел в Риге. Багаж на границе задержали, и в Ригу она приехала без него.
Советская пограничная таможня потребовала открыть багаж, на что моя жена, совершенно правильно, ответила категорическим отказом. Поезд был задержан на два часа, все это время таможенные чиновники старались вырвать от жены разрешение вскрыть багаж, но напрасно. На другой день я попросил аудиенции с членом коллегии НКИД Стомоняковым, в ведении которого находились Балтийские страны и через которого проходили все эти дела.
Я был очень рассержен, возмущен, у нас произошел следующий разговор:
– Я пришел к вам с большими претензиями. Хочу знать, на каком основании задержан багаж моей жены, почему НКИД были даны инструкции задержать его?
– Так вопрос ставить нельзя, мы не давали распоряжение. НКИД не может давать предписаний таможенным пограничным властям.
– Но тогда вы сами нарушаете права дипломатического корпуса, ибо в вашей же инструкции о правах дипломатического корпуса сказано: «По всем делам, касающимся сих лиц, в случае совершения ими какого-либо проступка или преступления, надлежит, не применяя к ним никаких мер в отношении их личности или имущества, обращаться в НКИД. Также багаж, следующий с дипломатическим лицом, не подлежит осмотру».
– Нам трудно сказать сейчас, почему это делали таможенные власти и какими психологическими мотивами руководствовались. Должно быть, им показалось странным, что ваша жена имеет двадцать два пуда багажа.
– Мне нет никакого дела до психологических мотивов ваших пограничных властей, ибо их психология совершенно непонятна. Я требую решительного ответа: почему такое незаконное исключение сделано в отношении моей жены?
– У нас есть сведения, что это багаж не вашей жены, а коммерческого атташе Блументаля.
– Не будем разбираться в принадлежности багажа, я ставлю вопрос формально: на каком основании задержан багаж моей жены?
– Почему вы не хотите признать, что это багаж не вашей жены? Ведь тогда мы бы его вскрыли, и дело сейчас же было ликвидировано без всякой огласки.
– Прошу не указывать на неудобства огласки. Я сам придам этому делу широкую огласку и доведу до сведения всего дипломатического корпуса, чтобы знать, в каком бесправном положении может оказаться дипломатическое лицо в СССР.
Стомоняков начал, в свою очередь, ссылаться на то, что где-то был задержан также и багаж итальянского посла. Эта ссылка меня, конечно, не удовлетворила. Я не уступал. Дня через два от таможенного управления пришло уведомление, адресованное «гражданке Озолс». Я ответил, что в посольстве «гражданки Озолс» нет, а есть жена посланника мадам Озолс, и уведомление принять отказался.