Книга Куколка (сборник) - Марсель Прево

– Не надо! Ведь дома у меня нет горничной.

Он не решился настаивать, но подумал:

«А только что позволила мне снять с нее башмаки. Нет, что-то переменилось».

И ему стало грустно.

Уплатив по счету, они покинули виллу «Уединение» и снова углубились в лес, направляясь к Бельвю. Было около половины пятого. Солнце еще сильно грело, но под высокими деревьями было очень хорошо. Когда тропинка стала уже, Куколка взяла своего друга под руку, и на сердце у него стало весело от ее близости и непринужденности. Все время она оживленно болтала, приводя его этим в восторг.

«Она нисколько не скучает со мной», – думал он.

– А ваш друг Морис, – спросил он ее, между прочим, – тот молодой человек, с которым вы были на свадьбе… вы с тех пор с ним не виделись?

– Конечно, виделась, – краснея, ответила она. – Отчего вы это спрашиваете?

– Оттого, что хочу знать. Впрочем, я в этом не вижу ничего дурного.

– О, я знаю, что вам все равно; вам я могу сказать. После свадьбы мы виделись ровно шесть раз, пока он не получил места в провинции… в Шомоне. Иногда он пишет мне… я отвечаю ему. Он, конечно, скоро забудет меня.

«Она была его любовницей, это ясно», – Сказал себе Бурдуа.

– Если бы я хотела, он увез бы меня с собой, – продолжала Куколка, как бы угадав мысли своего спутника. – Я сама не хотела.

– Почему же? – спросил Бурдуа с замиранием сердца.

– Так! – задумчиво ответила она. – Я была слишком молода… слишком наивна. Вернувшись со свадьбы, сказала себе: «У меня никогда не будет другого мужа, кроме Мориса». В пятнадцать лет мне казалось вполне естественным, чтобы он женился на мне! И, знаете, то обстоятельство, что я сказала себе это, всегда мешало мне уступить ему. Как только он пробовал быть «благоразумным», я начинала злиться на него. Видите, – поучительно заключила она, – женщины так непостижимы, что иногда сами себя не понимают.

Бурдуа с грустью слушал ее, но у него хватило мужества спросить:

– Отчего же ему бы не жениться на вас?

– О, на такой работнице, как я! – ответила Куколка, – у которой за душой ни гроша? А ведь он – господин… может быть, он потом будет получать десять тысяч франков. Нет, это невозможно. Ему нужна невеста с приданым.

Вместо Бельвю Бурдуа предложил пройти в Медон и там сесть в парижский поезд. Когда они достигли Медонской террасы, несколько постоянных посетителей и посторонних туристов любовались панорамой Парижа. Бурдуа и Куколка также долго простояли в задумчивости перед широким горизонтом.

– Ну, теперь надо возвращаться домой, – сказала, наконец, Куколка, выпрямляя свой гибкий стан.

– Куда домой?

– Ко мне… К маме.

– О! – невольно вырвалось у старого контролера, – после того, что вы мне рассказали?

– Мало ли что говорится, когда на душе тяжело! – ответила она, тряхнув головой. – Так было до сих пор, так будет и еще некоторое время.

– Слушайте, Куколка, – начал Бурдуа, собрав всю свою энергию, – мы теперь узнали друг друга. Доверяете ли вы мне?

– Доверяю ли? – переспросила она, очевидно не понимая его.

– Я хочу сказать: можете ли вы положиться на меня?

– Конечно, могу!

– Отчего же вы не хотите, чтобы я оставил вас у себя?

– Вы оставили бы меня у себя? – переспросила она, став очень серьезной, – даже если бы… мы всегда оставались… только друзьями?

При последних словах она покраснела. На языке у Бурдуа вертелось: «Я этого не думал… напротив, когда-нибудь… может быть», но она так доверчиво глядела на него, что он не решился высказать это и под влиянием своей робкой застенчивости произнес слова, разрывавшие ему сердце.

– Ну, да… Я хочу быть вашим другом, вашим папочкой…

За эти слова он был награжден чудным взглядом с выражением глубокой признательности.

– Решено? – настаивал он. – Вы остаетесь у меня?

– Только не сегодня, – возразила она. – Я ничего с собой не взяла… Но завтра или послезавтра… когда хотите. Я устрою так, что мама выгонит меня.

Задумчивые спускались они рядом по извилистой, пологой дороге, которая ведет от террасы к станции Пон-де-Сен-Клу. Оба чувствовали, что между ними установилось полное внутреннее согласие, но натянутость от прежнего недоразумения еще не исчезла. Ни один из них не был в состоянии выразить словами, что между ними никогда не будет поднят вопрос о тех обстоятельствах, которые Куколка называла «глупостями»; но что они будут любить друга в глубоком, общечеловеческом смысле этого слова; что каждый нуждается в присутствии и привязанности другого.

Как будто дли того, чтобы запечатлеть этот молчаливый договор, Куколка вложила свою маленькую ручку в нитяной перчатке в большую руку Бурду а; он крепко сжал ее и, хотя на сердце у него было тяжело, он покорился новому порядку вещей и почувствовал себя почти счастливым. Они так и дошли до станции, держась за руки.

Через семь минут отходил пассажирский поезд. Желая избежать любопытных глаз, Бурдуа взял два билета первого класса. И действительно, в прибывшем поезде вагон первого класса оказался совсем пустой.

– Поверите ли? Ведь я никогда не ездила в первом; завтра я расскажу в мастерской, что прокатилась в первом классе, мне никто не поверит. – Она с любопытством осмотрела всю обстановку, поправила перед зеркалом шляпу и волосы, поглядела во все окна и наконец вернулась к Бурдуа, внимательно следившему за ней. – Как было весело! – проговорила она потягиваясь. – Только это утомительнее, чем проработать весь день в мастерской.

Усевшись рядом с Бурдуа, она взяла его за руку.

Он понял, что она хотела, но не смела поцеловать его, и подставил ей щеку. Она горячо поцеловала ее, как целуют дети для выражения признательности, а потом доверчиво положила голову на плечо друга и сказала:

– Мне опять хочется спать.

Бурдуа продолжал тихо сидеть.

Заметив, что жесткие перья на ее шляпе кололи ему глаза и уши, Куколка звонко расхохоталась.

– Какой вы милый! Даже не жалуетесь! – воскликнула она, сбросила шляпу на скамейку и снова прижалась головой к плечу Бурдуа.

Желая устроить ее поудобнее, он обнял ее за талию, удивляясь, что это нисколько не волнует его, вызывая в его сердце только глубокую нежность.

– Хорошо ли вам, Куколка? – прошептал он, но ответа не получил: она уже спала глубоким и спокойным сном.

Часто останавливаясь, поезд направлялся к Парижу по зеленой равнине, окаймленной на горизонте лесами. Красные лучи заходящего солнца силились побороть поднимавшийся с реки туман и дым промышленных предместий. Избегая малейшего движения, чтобы не разбудить Куколки, Бурдуа чувствовал, как в его груди отдавалось ее спокойное дыхание; курчавые волосы мягко задевали его щеки и подбородок, а пальцы его правой руки сжимали кожаный кушак, стягивавший тонкую талию Куколки. Его душу наполняло какое-то странное счастье, в котором удовольствие от сознания, что он не уступил низкому побуждению, смешивалось с эгоистичной радостью, что в его жизни не будет неприятных осложнений, что сам он избежал опасного приключения.