Книга К западу от Октября - Рэй Брэдбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хозяин пояснил:
– Мистер Ветмор, который тут квартировал, учился на камнереза – это был у него первый заказ, вот он и тюкал долотом что ни вечер, с семи до десяти.
– Ну-ну… – Леота быстро огляделась в поисках мистера Ветмора. – А сам-то он где? Или тоже помер? – Игра пришлась ей по душе.
– Нет, просто разуверился в своих силах, махнул рукой на это надгробие и устроился на фабрику клеить конверты.
– С чего это?
– Ошибка у него вышла. – Хозяин постукал пальцами по высеченной в мраморе фамилии. – Вырезал «Уайт». А пишется не так. Должно быть «Уэйт», с буквой «э» вместо «а». Бедняга Ветмор. Никакой веры в себя. Отступил, спасовал из-за малейшей оплошности.
– Ах ты, мать честная. – Уолтер, еле волоча ноги, протиснулся в комнату и начал без оглядки на Леоту распаковывать потертые коричневые чемоданы. Хозяин решил продолжить:
– Вот я и говорю, мистер Ветмор сдался без боя. Судите сами, какой он был впечатлительный: по утрам заваривает себе кофе, и если хоть каплю прольет, это прямо катастрофа: выплеснет в раковину всю чашку и целую неделю на кофеварку даже не глядит! Слыханное ли дело! Любая мелочь выбивала его из колеи. Если случайно надевал левую туфлю прежде правой, то и вовсе не обувался – просто расхаживал до вечера босиком, даже в холод. Или вот еще: приходит ему письмо, а фамилию на конверте переврали, так он сверху пишет: «Адресат неизвестен» – и бросает в почтовый ящик. Уникум, да и только, этот мистер Ветмор.
– Нам от этого ни жарко ни холодно. – Леота хранила мрачность. – Уолтер, чем ты там занимаешься?
– Вешаю в шкаф твое платье – красное шелковое.
– Сейчас же прекрати, мы здесь не останемся.
Хозяин тяжело выдохнул, не в силах примириться с женской косностью:
– Объясняю еще раз. Мистер Ветмор взял работу на дом: нанял грузовик и привез сюда эту плиту, а я как раз вышел в магазин за индейкой, возвращаюсь и уже снизу слышу: тук-тук-тук – мистер Ветмор осваивает резьбу по мрамору. И так он был горд собою, что у меня язык не повернулся сделать ему замечание. А он до того возгордился, что вырубил не ту букву, все бросил и, ни слова не говоря, сбежал; за комнату-то у него уплачено до вторника, так он даже не попросил деньги вернуть, а я на завтра вызвал грузчиков с лебедкой – прибудут с утра пораньше. Ничего страшного не случится, если эта штуковина у вас ночку постоит, верно? Что тут такого?
Муж кивнул:
– Поняла, Леота? Никакого мертвеца под ковром нету.
За такой надменный тон Леота чуть не дала ему пинка. Она не поверила. И твердо решила не отступаться.
Леота ткнула пальцем в сторону хозяина:
– Этому лишь бы карман набить. А тебе, Уолтер, лишь бы где-нибудь кости бросить. Оба врете без зазрения совести!
Простак из Оклахомы устало выложил деньги, невзирая на протесты Леоты. Хозяин повел себя так, словно она для него – пустое место, пожелал постояльцам доброй ночи и, пропустив мимо ушей ее вопль «Обманщик!», прикрыл за собой дверь и оставил их наедине. Муж разделся и нырнул под одеяло, бросив:
– Нечего таращиться на этот камень, гаси свет. Четверо суток тряслись в машине, меня уже ноги не держат.
Руки Леоты, сцепленные на худосочной груди, задрожали.
– Никому из нас троих, – изрекла она, кивая в сторону надгробья, – покоя не будет.
Минут через двадцать, встревоженный каким-то шорохом и движением, оклахомский стервятник высунул из-под одеяла хищную физиономию и с дурацким видом заморгал:
– Леота, чего не спишь? Кому сказано: гаси свет и ложись. Что ты там возишься?
Нетрудно было догадаться, что она затеяла. Подобравшись на четвереньках к могильному камню, она установила подле него стеклянную банку со свежим букетом красной, белой и розовой герани, а вторую банку, жестяную, с букетом роз, поставила в ногах воображаемой могилы. На полу валялись еще не обсохшие садовые ножницы, которыми только что были срезаны под покровом темноты росистые цветочные стебли.
Между тем Леота взяла комнатный веник и проворно обмахнула пестрый линолеум и лысый ковер, сопровождая свои действия молитвой и стараясь, чтобы муж слышал только бормотание, но не разбирал слов. Потом она выпрямилась в полный рост, трепетно перешагнула через могилу, дабы не потревожить покойника, и обошла стороной злосчастное место, приговаривая:
– Ну вот, дело сделано.
Погасив свет, она улеглась на кровать, и пружины жалобно заскрипели в тон ее благоверному, который вопрошал:
– Господи, когда ж это кончится?!
А она отвечала, вглядываясь во мрак:
– Не может мертвец покоиться с миром, если прямо над ним невесть кто дрыхнет. Пришлось его задобрить: убрала могилку цветами, чтоб он среди ночи не надумал расхаживать да костями греметь.
Муж посмотрел сквозь темноту в ее сторону, но не смог придумать ничего путного; он коротко ругнулся, застонал и снова провалился в сон.
Не прошло и получаса, как она схватила его за локоть и заставила повернуться, чтобы ловчее было с жаром нашептывать ему в ухо, как в пещеру.
– Уолтер, проснись! – зачастила она. – Проснись! – Она приготовилась бормотать хоть всю ночь, лишь бы только перебить сладкий сон оклахомскому мужлану.
Он вырвал руку:
– Ну, что еще?
– Это мистер Уайт! Мистер Уайт! Он оборачивается привидением!
– Спи, сделай милость!
– Точно говорю! Ты прислушайся!
Он прислушался. Из-под линолеума, с глубины футов шести, доносился приглушенный, скорбный мужской голос. Слов было не различить, только горькие сетования.
Муж приподнялся в постели. Леота уловила его движение и возбужденно зашипела:
– Слыхал? Слыхал?
Он спустил ноги с кровати на холодный линолеум. Теперь внизу звучал фальцет. Леота разрыдалась.
– Умолкни, дай послушать, – рассердился муж.
В гнетущей тишине он приник к полу, приложил ухо к линолеуму, и тут Леота прикрикнула:
– Цветы не сверни!
Муж цыкнул: «Заткнись!» – и замер, обратившись в слух, а потом выругался и вернулся под одеяло.
– Это сосед снизу, – пробурчал он.
– Вот и я говорю: мистер Уайт!
– При чем тут мистер Уайт? Мы с тобой – на втором этаже, но ведь на первом тоже кто-то живет. Вот послушай.
Фальцет не умолкал.
– Это его супружница. Не иначе как вправляет ему мозги, чтоб не заглядывался на чужих жен! Видно, оба хватили лишнего.
– Не выдумывай! – упорствовала Леота. – Хорохоришься, а сам со страху трясешься, чуть кровать не опрокинул. Сказано тебе, это привидение, оно говорит на разные голоса. Помнишь, как бабушка Хэнлон: привстанет в церкви со скамьи и давай шпарить на все лады: сперва как негр, потом как ирландец, дальше – как две кумушки, а то еще заквакает, словно у ней лягухи в зобу! А этот покойник, мистер Уайт, не может простить, что мы его на ночь глядя потревожили. Я знаю, что говорю! Ты слушай!