Книга Герой ее романа - Элла Дэниелс

Адмирал покосился на своих людей, потом снова взглянул на Дани.

– Не будьте так наивны, мисс Стаффорд. Он играет с вами. Дергает за нужные ниточки, чтобы вы поступали так, как ему нужно. Он воспользовался вашей добротой.

Дани решительно покачала головой.

– Нет, сэр, вы ошибаетесь. – Она посмотрела на Маркуса, но тот по-прежнему молчал, стоя на коленях между державшими его солдатами; и взгляд Маркуса был прикован к темным половицам.

– Почему ты мне не сказала?.. – проговорил он наконец с болью в голосе.

Дани уже открыла рот, чтобы объясниться, но тут адмирал заявил:

– Очевидно, она тоже не желала, чтобы ее принудили к подобному браку. Да и какая приличная женщина согласилась бы?

Светловолосый великан промолчал и снова уставился в пол. Дани же почувствовала, что глаза ее защипало от слез. Она отчаянно хотела обнять Маркуса и убедить в том, что любит его. Но, увы, солдаты крепко ее держали.

– Маркус, может, раньше так и было, но не теперь, – проговорила она.

– Вас повесят, Флитвуд, – произнес адмирал зловеще.

– Нет, я не позволю! – воскликнула Дани.

Адмирал посмотрел на солдат и на дверь, отдавая безмолвный приказ. И девушку тотчас потащили к выходу. Дани же упиралась и кричала:

– Отпустите меня! Я вам не позволю!.. – Она яростно боролась с солдатами и в какой-то момент, изловчившись, вырвалась из их рук. Оттолкнув адмирала, Дани встала между ним и Маркусом и заявила:

– Я вам не позволю это сделать! Он добрый и благородный человек!

Адмирал покачал головой, и в этот момент маркиз снова заговорил:

– Идите, мисс Стаффорд. Ведь мы оба знали, что этим закончится.

– Но Маркус…

– Уходите.

Дани, не выдержав, заплакала. Но все же твердо решила, что не сдастся и будет бороться за Маркуса.

Тут солдаты схватили ее и поволокли к двери. Ей удалось ухватиться за дверную раму и бросить последний взгляд на любимого. В этот момент адмирал ударил Маркуса прикладом ружья. Маркиз молча повалился на пол. И он даже не пытался защищаться.

Солнце давно закатилось, и улицы Лондона погрузились в тихую дремоту, совсем не свойственную им в дневные часы. Дани же, напротив, трясло от беспокойства и страха, когда экипаж адмирала подъезжал к двери ее дома на Кинг-стрит.

Едва карета остановилась, Дани выскочила на тротуар, высоко подобрав юбки. Помахав Джинни, она взбежала по ступенькам. Девушка была очень добра к ней, делала все возможное, пытаясь утешить ее; и она обещала поговорить про Маркуса с отцом. Но ничто не могло изменить того факта, что маркиз, судя по всему, сдался, отказался от борьбы – это чувствовалось при взгляде на него. Было ясно, что он смирился и с тем, что никогда уже не сможет освободить свою сестру от Харвуда. Он отказался и от нее, Дани. Этот глупец, вероятно, решил, что она никогда его не любила и что без него ей будет лучше.

Но Дани не собиралась сдаваться. И она знала, что следовало предпринять.

Едва она взялась за дверной молоток, как дверь распахнулась и перед ней возник дворецкий. Дани тотчас проскользнула мимо него и помчалась в кабинет, где отец в это время обычно сидел в своем кресле, изучая протоколы парламентских заседаний.

Увидев дочь, барон с облегчением вздохнул и воскликнул:

– Дани, наконец-то! Господи, где ты пропадала?! Я повсюду разослал людей, чтобы тебя разыскать.

Она замерла в удивлении.

– Ты заметил мое отсутствие, папа?

Барон залился краской и пробормотал:

– Конечно, заметил. Тебя не было почти неделю. Знаю, что после смерти твоей матери я стал… не самым внимательным отцом, Дани. Но я забочусь о твоем благополучии.

До этого момента Дани не понимала, как соскучилась по отцу. И, бросившись в его объятия, она всхлипнула и пробормотала:

– Ох, папа, я не знаю, что делать…

Барон похлопал дочь по спине, пытаясь успокоить. Дани же, снова всхлипнув, продолжала:

– Папа, я…

– Что бы ни случилось, я уверен, мы сможем это исправить, – перебил отец.

– Но папа, я…

– Дорогая, расскажи, в чем дело, и я буду решать.

Тут Дани чуть отстранилась и тихо сказала:

– Мужчину, которого я люблю, собираются казнить.

Барон замер в замешательстве.

– О чем ты говоришь, Даниэла?

Пытаясь унять дрожь и собраться с мыслями, Дани принялась перечислять все, что произошло, – рассказала, как открыла агентство «Гретна-Грин» и как вместе с маркизом похитила Джинни. Когда же она, наконец, закончила, бедный барон побледнел и пробормотал:

– О господи…

Дани перевела дух и, опустившись на колени возле кресла, продолжила:

– Пожалуйста, пойми, папа. Я знаю, что Маркус совершил ужасный поступок, но он был в отчаянии. Он похитил Джинни не ради собственной выгоды – он пожертвовал собой.

Барон нахмурился и проговорил:

– Даниэла, позволь мне разобраться во всем по порядку. – Дани прикусила губу, чтобы молчать, а отец вновь заговорил: – Значит, после того как твоя мать… – Он тяжко вздохнул, и Дани внутренне содрогнулась – она поняла, как сложно было отцу говорить о смерти матери даже сейчас, спустя столько лет. – Выходит, ты еще шесть лет назад начала это дело?

Дани кивнула.

– Да, папа.

– И эта твоя книжная лавка на самом деле организовывала побеги, так?

Дани снова кивнула.

– Господи, Даниэла!.. Ты хоть представляешь, что наделала?! – в отчаянии закричал отец. – Ты ведь могла разрушить свое будущее! А меня могли выбросить из парламента, – продолжал он со вздохом. – И еще – граф. Скандал его уничтожит. А отцы этих девушек… О господи!

Резко поднявшись из кресла, барон принялся расхаживать по комнате. Дани никогда не видела отца в такой панике. Схватив его за руку, Дани сказала:

– Я знаю, к чему это могло привести. Поэтому я и скрывала свое настоящее имя.

– Этого, очевидно, было недостаточно, если этот… этот монстр начал тебя шантажировать! К тому же адмирал и его люди узнали о тебе. – Отец направился к двери кабинета. – Я должен с ним встретиться. Возможно, удастся… хоть что-то исправить.

– Отец, Маркус не монстр! – в ярости закричала Дани. – Он человек, которого я люблю!

Барон повернулся к дочери и взглянул на нее с удивлением.

– Ты его любишь? Но ведь он тебя шантажировал! Он использовал тебя, Даниэла. Что помешает ему сделать это снова?

Дани прикусила язык. Она прекрасно понимала, что отец беспокоился за ее будущее. Да, она это знала, но все же была возмущена. Как он смел волноваться за нее после стольких лет отчуждения? Кто дал ему право разговаривать с ней как с ребенком, который не понимает, что делает, и не отвечает за свои действия?