Книга Все возможно - Салли Боумен

Прочитав приглашение, Элен решила было, что им с Эдуардом его прислали, поскольку в прошлом они оба имели касательство к благотворительному начинанию, в пользу которого устраивалась премьера. Но потом она усомнилась: не приглашают ли их по указанию Тэда?

Она взглянула на дату премьеры — 19 мая. То есть через двое суток после дня рождения Кэт и точно через шесть лет с тех пор, как она в последний раз видела Тэда. Неужели только шесть? Ей казалось, что времени прошло гораздо больше — голливудские дни успели стать далеким прошлым. Однако, пересчитав года, она убедилась, что не ошиблась. Шесть лет назад девятнадцатого мая она приехала к Тэду домой, и он показал ей комнату с сумасшедшей мозаикой фотографий. Такое совпадение доказывало, что инициатором приглашения был Тэд. Она тут же решила отказаться, но затем заколебалась и в конце концов передумала.

Отчасти, сознавала она, причиной было простое любопытство: за шесть прошедших лет Тэд ни разу не напомнил о себе. Даже когда умер Льюис, не было ни звонка, ни письма. Теперь Элен знала о нем только то, что читала в газетах, — по сути, очень мало. Он снял десяток фильмов — сначала для Джо Стайна и Эй-ай, а затем для разных других студий. Два имели умеренный успех у критиков, но кассового успеха не обрел ни один. В интервью Тэд винил во всем студии. В «Сфере» он обладал определенной независимостью. Теперь же, утверждал он, его работу с начала и до конца губит филистерское вмешательство.

Элен видела, что его репутация как режиссера все больше сходит на нет. Совсем недавно его уничижительно сравнили с рядом других режиссеров, включая Грегори Герца и целое поколение новых имен, охарактеризованных как многообещающие. Те два фильма, которые она посмотрела, только подтвердили мнение критиков. Оба ей одинаково не понравились, и ее удивило, что Тэд, чей творческий почерк всегда отличался точностью и цельностью, вдруг опустился почти до неряшливости.

Она с улыбкой заметила, что кое-какие европейские критики из молодых начали датировать угасание Тэда с того момента, когда она перестала сниматься у него, а один пылкий француз прямо объявил, что, потеряв Элен, Ангелини расстался со своей музой. К этому она серьезно не отнеслась, однако, читая интервью, заметила, что Тэд, когда ему раза два задали такой вопрос, пришел в большое раздражение.

А в сущности, подумала Элен, глядя на квадратную картонку приглашения, она попросту практически забыла Тэда. Семья и компания де Шавиньи настолько ее поглощали, что воспоминания о Тэде стерлись. Подобно Голливуду он принадлежал прошлому.

Все же ей было любопытно, а кроме того, она сохраняла определенную лояльность к Тэду. Ей не доставило ни малейшего удовольствия, что критики, прежде вилявшие перед ним хвостом, теперь набросились на него и в воинственном азарте нередко перечеркивали и ранние фильмы — те самые, которые прежде превозносили. «Геттисберг», заметила она с радостью, очевидно имел огромный успех, и критическая хула сменялась хвалой. Фильм ставил новые кассовые рекорды, Сьюзен Джером им восторгалась. Элен пришла к выводу, что у нее есть определенные обязательства по отношению к Тэду и приглашение следует принять.

Когда она заговорила об этом с Эдуардом, он согласился, но неохотно. Последнее Элен объяснила его неприязнью к Тэду — и ошиблась.

Она показала приглашение Эдуарду. Он прочел его, перебросил назад через стол и встал.

— Хорошо, — сказал он коротко. — Возможна, ты права. Поедем.

Он отвернулся — зол, подумала Элен. Эдуард и правда был зол, но не на нее. Зол он был на себя. Саймон Шер работал с ним уже более полугода, и Эдуард вполне отдавал себе отчет, что возвращение Саймона давало ему отличный предлог рассказать Элен о своей связи с «Партексом» и «Сферой». Он, собственно, решил это сделать, твердо решил и мысленно составил все нужные фразы. Но так и не сумел их выговорить.

Он — и в определенном смысле это ухудшало ситуацию — рассказал ей часть правды. Он рассказал, что много лет назад Саймон Шер уже работал с ним. Он даже упомянул, что у него и у его матери есть акции «Партекс петрокемикалс». И вдруг умолк, не в силах продолжать. Элен кормила Александра и посмотрела на него без малейшего подозрения, только очень довольная, что он пригласил Шера.

— А я и не знала, что вы знакомы! И ты уверен, что он именно тот, кто тебе нужен? Ах, Эдуард, я так рада! Эдуард растерялся. Он полагал, что Элен начнет его расспрашивать, даже надеялся на это: ведь хотя он был способен уклониться от прямого ответа или умолчать, но лгать ей прямо он не мог. Если бы она только спросила: «Эдуард, неужели ты не знал, что он был в правлении „Сферы“?» Вот тогда бы он во всем признался. Но она не спросила, не стала ничего выяснять. Такое полное доверие! Именно оно в конечном счете помешало ему признаться. Промолчать на первых порах — это одно, но молчать шесть лет… Как это подействует на Элен, если она узнает?

Эдуарду казалось, что тогда их общее молчание обесценится, что она утратит доверие к нему. Вновь и вновь он уже почти решался, но в последнюю минуту не мог себя заставить. Когда наступил и миновал момент первой встречи Элен с Шером в Париже, а вопрос так и не был задан, Эдуард понял, что попал в западню. Шер считал, что он излишне щепетилен.

— Эдуард, — сказал он, — это же было так давно!

Забудьте, и все!

Но забыть Эдуард не мог. Ложь принижала его в собственных глазах, и он не верил, что она не принизит его в глазах Элен. Ему еще не доводилось испытывать чувство вины, связанное с обманом, и оно язвило его. Он весь внутренне напрягался всякий раз, когда Саймон Шер и Элен встречались — а теперь это случалось постоянно, — и когда в газете мелькала статья о «Пар-тексе», и когда речь заходила о его и Луизы капиталовложениях в эту компанию, как бывало не раз, стоило Луизе в присутствии Элен начать разговор о своих финансовых делах, ведение которых в последнее время раздражало ее в нарастающей степени.

«Партекс» беспокоил его и сам по себе — та агрессивная экспансия, которую умно проводил Дрю Джонсон. Сомнения, которые вызвало последнее слияние, проведенное «Партексом», продолжали множиться — особенно после возвращения в Париж Саймона Шера. Прежде присутствие Шера и влияние Эдуарда служили тормозом, укрощавшим горячность Джонсона. Через полгода стало ясно, что никакие тормоза больше не действуют. Джонсон осуществлял программу колоссальных займов, и, когда Эдуард с Шером увидели цифры этих займов, обоих охватила тревога.

Поэтому, когда незадолго до премьеры «Геттисберга» Дрю Джонсон прозрачно намекнул, что хотел бы увеличить свой пакет акций «Партекса», Эдуард испытал некоторое облегчение. При иных обстоятельствах он мог бы заколебаться, но теперь, к явному восторгу Джонсона, сразу же согласился.

— А вашу мать вам удастся убедить, как, по-вашему? — спросил Джонсон.

Больше он практически ни о чем не спрашивал, и такой конец того, что когда-то представлялось ему дружеским партнерством, вызвал у Эдуарда смешанное чувство брезгливости, сожаления и освобождения. Продажу собственных акций он устроил очень быстро, но полагал, что убедить Луизу окажется непросто. Он договорился заехать к ней 19 мая перед премьерой «Геттисберга».