Книга Между двух огней - Ольга Егорова

Может быть, это чья-то чужая одежда?

– Ты сильно похудела за время болезни, – донесся чей-то голос из-за спины.

От этого голоса Инга вздрогнула. Попыталась обернуться – и не смогла.

Тихие шаги приближались. Окаменев от ужаса, она попыталась закричать:

– Это не моя! Не моя одежда!

Кричать она тоже не могла, оказывается. Как будто кто-то зашил ей рот. Или склеил губы каким-то очень прочным клеем.

Тяжелая рука легла ей на плечо. От ужаса стало трудно дышать.

В этот момент Инга наконец проснулась.

– Господи, – пробормотала она, озираясь по сторонам. Несколько секунд сон еще жил в памяти, и все-таки исчез быстрее, чем она успела запомнить его.

Утро этого дня оказалось совсем не таким, как обычно.

Не было запаха кофе из кухни. И Павел не появился в дверном проеме с подносом в руках, и не спросил привычное: «Проснулась уже?». И ничего привычного она ему не ответила.

Вместо кофе и вместо Павла на краешке кровати лежала записка. Инга долго вертела ее в руках, перечитывала снова и снова. Ничего особенного в записке не было. Павел просто сообщал, что ушел на работу, а будить ее не стал, потому что она очень крепко и очень сладко спала.

Насчет «крепко» Инга почти не сомневалась. Заснула она почти под утро, совсем без сил, поэтому и проспала почти до десяти часов, не реагируя ни на какие сигналы из внешнего мира. А вот насчет «сладко» Инга была совсем не уверена. Ощущения после сна были тяжелыми, как будто она только что очнулась от тяжелого наркоза. Или – с глубокого похмелья. В любом случае, сладким сном это нельзя было назвать даже с натяжкой.

«Бутерброды на столе. Позвони обязательно, как проснешься. Люблю, целую».

Отложив записку в сторону, она снова откинулась на подушку и долго лежала с закрытыми глазами. Бутерброды!

Впереди был долгий день, и Инга вдруг впервые задумалась о том, насколько скучно и однообразно она проводит время. Всего лишь несколько дней прошло с тех пор, как Павел вышел на работу, и она стала оставаться дома одна. Странно, как это она вообще не сошла с ума от безделья за три года такого растительного существования? Неужели у нее ни разу и мысли не возникло о том, чтобы поискать себе работу, чтобы как-то разнообразить свою жизнь, раздвинуть границы внешнего мира, наполнить ее какими-то, пусть незначительными, но все же – событиями?

Марина, помнится, сказала, что Инга не такая. Что она «домашняя кошка», и эта тихая жизнь внутри четырех стен никогда не вызывала в душе протеста.

А еще она сказала, что Инге нравились прогулки.

Прогулки. Инга поморщилась. В этом-то все и дело. Листочки в парке собирать – весело и интересно. Собрана толстая охапка сморщенных желто-коричневых листьев с запахом прелой земли – значит, день прожит не зря. Еще одна точно такая же охапка листьев на следующий день – и в жизни появляется смысл. Вот он, простой и великий смысл земного существования Инги Петровой.

Глупость какая.

И неужели они все в это верили? И Марина, которая, будучи близкой подругой, должна была знать Ингу достаточно хорошо, и главное – Павел? Павел, который читает ее, как открытую книгу, который наперед знает все, что она ему скажет и все, о чем она промолчит?

Листочки в парке… Цветочки-лютики… Прогулки у воды… Эх! С ума сойти можно!

И все-таки интересно, чем она занималась зимой, или поздней осенью, когда никаких цветочков-листочков нет и в помине, а вода вот-вот уже скроется под толстым слоем непрозрачного и мертвого льда? Ходила по улице и любовалась… снежинками? Так ведь и снег не каждый день выпадает.

Вчера, например, вместо снега был дождь.

А сегодня небо абсолютно чистое.

Инга долго смотрела в окно, изо всех сил пытаясь подавить чувство глухого раздражения. Не получалось.

И как это они все не подумали, что за три года такой вот жизни она давно бы уже свихнулась? И как могла не прийти в голову мысль о том, что есть в этих ее нелепых прогулках что-то более для нее интересное, что-то более важное, чем шум воды и увядшие осенние листья? Ну ладно еще Марина. Но Павел-то? Он – о чем думал? Куда смотрел? Или просто ослеп от своей любви к ней?

Ну вот, внезапно подумала Инга, наконец-то она нашла виновника всех бед. От этой мысли неприятно кольнуло в груди. Самый простой выход из ситуации – взять на себя роль жертвы и упиваться этой ролью до победного конца. Получается, это Павел виноват в том, что не приставил к ней вовремя дюжего молодца с пистолетом, который отпугивал бы всех потенциальных кандидатов в приятели в радиусе полутора километров. Это Павел виноват, что не надел ей на шею строгий ошейник с острыми шипами, не прикрепил к нему короткий поводок, а лучше – стальной канат, из тех, что используют в качестве тросов для крепления многотонных грузов. Не посадил ее в железную клетку, не заставил, в конце концов, надеть пояс верности…

Виноват – теперь пусть расплачивается. Так, что ли, выходит?

День начался не очень удачно. Вяло позавтракав и побродив некоторое время по квартире абсолютно бесцельно, Инга пыталась придумать, чем бы себя занять. Наконец вспомнила, что Павел просил позвонить, как только она проснется. Телефонный разговор занял всего несколько минут, и она снова затосковала. До обеда переключала каналы, листала журналы, взялась было читать книгу, но бросила после первых десяти страниц, поняв, что не может сосредоточиться. Павел звонил несколько раз и снова пообещал прийти пораньше и сводить ее поужинать в ресторан.

Инга приняла приглашение без энтузиазма.

Какой-то странной начинала казаться ей эта жизнь. Странной и безрадостной. Хотя винить в этом Павла все же не стоило. Он делал для нее все, что мог. И даже больше. Дело было не в нем.

Дело было, конечно же, в ней самой.

Мысли снова и снова возвращались к тому, что случилось вчера. Невозможно было никуда от этого деться. Чтобы хоть как-то отвлечься, Инга снова, в который раз уже, достала с полки альбом с фотографиями.

Она знала их уже наизусть. Переворачивая страницы, заранее представляла уже все четыре снимка на развороте. Всю палитру цветов, всю гамму чувств, отображенных на забытых, но уже таких знакомых лицах. Какая-то невидимая сила заставляла ее снова и снова брать в руки альбом. Фотографии гипнотизировали ее. Некоторые страницы она перелистывала, почти не останавливая внимания. На некоторых задерживалась подолгу, дотошно разглядывая каждую деталь, словно ждала, что лица на снимках вдруг оживут, застывшие фигуры станут подвижными… И, может быть, даже заговорят с ней…

«Совсем у тебя, тетенька, крыша съехала», – усмехнулась Инга своим мыслям. Нарочно пролистала побыстрее те страницы альбома, от которых ожидала чудесных превращений, и остановила взгляд на одном из тех ярких снимков, что были сделаны на берегу Черного моря. На изумрудно-зеленом фоне воды – загорелые, всегда смеющиеся лица. Таких фотографий в альбоме было достаточно много.