Книга Дела семейные - Рохинтон Мистри

— Нормально, мои проблемы кажутся мелкими по сравнению.

— Ну, это сейчас! Вечером придешь домой, увидишь, как мучается тесть, как бьется твоя жена, начнешь думать, чего недодаешь детям, и бремя твое опять сделается тяжким. Горести мира не утешат тебя.

— Ну, спасибо, поднял ты мне настроение.

— Будешь еще в «Кубышку» играть?

Йезад нахмурился и пожал плечами:

— Не хотелось бы. Если на работе прибавят денег, не понадобится ходить к этой вещунье.

— Терпение, мой друг. Терпение внутри тебя, рупии мимо тебя. А ты мимо рупий. Смешно?

— До чрезвычайности. Внутри ли, снаружи ли — умные люди должны уметь заработать деньги, когда нужда прижимает.

— Не годишься ты на это. В жульнической-то культуре!

— Это почему?

— Потому, что так воспитан, потому, что веришь в порядочность и честную игру.

— Ты прямо как Капур с его белибердой насчет честности парсов.

— Это не белиберда. Мифы творят реальность. Штука в том, что были времена, когда жизнь в соответствии с определенными мифами сослужила отличную службу вашей общине. — А при нынешнем состоянии общества те же самые мифы могут сделать многих парсов неудачниками. Даже англичане знали, когда держаться в рамках мифа «это не крикет, старина», в смысле: не спортивно ведешь себя, — а когда ударить ниже пояса.

Оба рассмеялись, но Вилас все не унимался:

— Ясное дело, теперь им придется расстаться с «крикетом», поскольку крикет уже давно не крикет, а грязный бизнес с букмекерами, взятками и договорными матчами, которые разбивают сердца нам, крикетолюбивым жителям субконтинента.

— Значит, ты советуешь мне стать таким же мошенником, как все?

Вилас с усмешкой покачал головой:

— У тебя не получится. Попробуй, если хочешь. Все равно останешься игроком в крикет.

Крикет, крикет… Йезаду вспомнились времена, когда они с Нариманом смотрели все лучшие матчи на стадионе «Ванкхеде». Чиф был настоящим болельщиком, не пропускал ни одной отборочной игры или «Ранджит трофи». Какое наслаждение сидеть рядом с ним, слушать рассказы о великих игроках прошлого, о гигантах, которых он видел в деле еще на старом стадионе «Брабурн», — Лала Амарнатх, С. К. Наяду, Виджей Мерчант, Полли Умригар…

Воспоминания наполнили его сердце глубокой печалью — теперь Нариман беспомощно лежит в постели. Даже не в собственной постели.

Как проходит время, все меняя. И его собственная жизнь — неприметно уходящие годы, ничего, кроме бесконечной скуки одного пустого дня за другим… И что же, так будет всю жизнь? Сорок три года — чего он добился? Даже в чертову Канаду не сумел уехать, чтобы начать там все сначала… дети так быстро подрастают — а им что он может дать? Ничего.

Йезад простился с Виласом, вошел в магазин, уселся на свой стул. Сгорбившись над столом, подперев подбородок рукой, он смотрел на улицу, где злобно ревели машины и автобусы, выбрасывая в воздух агрессию вместе с выхлопом, медленно тащась к развязке у Дхоби-Талао.

Он обрадовался, когда Хусайн отвлек его от мыслей, спросив, не желает ли он чаю.

Глава 10

Джехангир два дня обдумывал свой план и наконец по дороге в школу поделился с братом.

Мурад ответил, что, во-первых, соседи им никакую работу не дадут, а если дадут, так за такую ничтожную плату, от которой папе с мамой легче не станет.

— Откуда ты знаешь, сколько нам будут платить?

— Оттуда. Ты что, не слышишь, как они собачатся со слугами и как обращаются с ними?

— С нами они так не будут.

— С нами еще хуже будут, потому что мы дети.

Тогда Джехангир предложил другой план: продать свои книжки с картинками товарищам по школе.

— Откуда у тебя эти гениальные идеи? Ничего не выйдет, продадим книги дешевле, чем они стоили. И еще от папы с мамой попадет. Ты что? Нам на дедушку сотни и сотни рупий нужны.

Братья расстались у ворот; Мурад сразу растворился в море бежевых рубашек, заполнявших прямоугольник двора. Джехангир уныло болтался в одиночестве, мучаясь в поисках решения, пока не услышал первый звонок. Потопал вверх по лестнице, сгибаясь под тяжестью бед и школьной сумки. Кто-то догнал его и хлопнул по спине.

— Привет, Милинд.

— Ты не забыл, что сегодня игра? — спросил Милинд. — Католики против Некатоликов.

Он хвастливо взмахнул крикетной битой — некатолической. Католики придут со своей. А столбики крикетной калитки — в данном случае просто меловые отметки на деревьях — будут экуменическими.

Карман штанов Милинда оттопыривался из-за теннисного мяча, принесенного на матч, — крикетные мячи на игровой площадке запрещались, поскольку считались слишком твердыми и опасными для школьных игр. Милинд шепотом назвал имена Католиков и Некатоликов — в Св. Ксавьере деление по религиозному признаку не поощрялось даже в крикете.

В начале учебного года этот вопрос был поднят на общем собрании.

— Много лет назад, — говорил отец Д’Сильва, — когда эта игра получила широкое распространение в нашей стране, в Бомбее проходил Пятисторонний турнир. В нем участвовало пять команд: индусы, мусульмане, парсы, европейцы и еще одна, которую назвали «прочие». Однако турнир стал причиной большой печали для Махатмы Ганди. Он сказал, что в работе ли, или в игре мы, дети Матери Индии, должны быть единой семьей, чтобы освободить нашу родину от цепей порабощения. Он скорбел и постился, а потом призвал к себе капитанов и тренеров всех команд, которых поразило его глубокое знание тонкостей игры, и убедил их в важности командного духа и единения. Под влиянием Махатмы Пятисторонний турнир был отменен — нам не нужен крикет, в котором игроков делят по религиям или расам.

Помните, мальчики, вы учитесь в великой школе, где мы все стремимся следовать заветам Отца Нации. Мы не должны разделяться на католиков и детей других вер, ибо мы все дети нашей доброй и любящей Alma Mater, которая не признает различий между кастами и верованиями.

Школьники внимательно выслушали речь на собрании и забыли увещевания отца Д’Сильвы, как только оказались на игровой площадке. Для них крикет не был сектантской игрой, им требовался метод организации команд. На прошлой неделе играли Вегетарианцы против Мясоедов. Были игры команды Намасленных волос против Сухих, накрахмаленной формы против формы без крахмала. Однако школа бдительно следила за малейшими проявлениями религиозной розни — в особенности после погромов, связанных с мечетью Бабри Масджид.

Поэтому Милинд остерегался нарушить секулярность коридора, по которому постоянно рыскал в поисках добычи отец Д’Сильва, и другу имена игроков перечислил шепотом. Джехангиру нравились католические имена: Генри, Джордж, Френсис, Уильям, Филипп — они звучали как имена героев книг Инид Блайтон. Правда, фамилии у ребят были Д’Суза, Фернандес, Д’Мелло — совсем непохожие на детей из «Знаменитой пятерки» или «Пятерых следопытов».