Книга Влюбленные лжецы - Ричард Йейтс

— Вот как.

— Послушай, Джек. Тебе, конечно, дико будет смотреть, как она пытается соблазнить этого бедолагу, но не мог бы… не мог бы ты поехать туда со мной? Я не хочу сидеть там одна.

— А зачем вообще обрекать себя на такие испытания? Мы можем найти себе комнату, да хоть у меня побыть, если захочешь.

— И не иметь возможности надеть чистую одежду утром? Идти на работу в том же ужасном платье? Нет уж, спасибо.

— Глупости, Салли. Забеги быстренько домой, возьми одежду и возвращайся. А потом мы…

— Слушай, Джек. Если ты не хочешь со мной ехать, тебя никто не заставляет, но я все-таки поеду. Может, там и тошнотворная обстановка, вырожденческая, как ты считаешь, но это мой дом.

— Да прекрати ты талдычить одно и то же! Какой это, на хуй, дом? Этот гребаный зверинец никому не может быть домом!

Она посмотрела на него с обидой, подчеркнуто серьезно, как человек, чьи религиозные чувства только что подвергли осмеянию, и тихо сказала:

— У меня нет другого дома, Джек.

— Да насрать на него двадцать раз!

Несколько человек за соседними столиками тут же испуганно воззрились на них.

— Я хочу сказать: ну и черт с ним, Салли! — продолжал он, пытаясь, правда без особого успеха, говорить тише. — Если тебе доставляет извращенное удовольствие наблюдать, откинувшись на спинку кресла, как эта блядина Джилл Джарвис заполняет твою жизнь развратом, то тебе не ко мне, а к какому-нибудь сраному психоаналитику!

— Сэр, — сказал официант, стоявший где-то у его локтя. — Я вынужден попросить вас говорить тише и следить за выражениями. Вас очень хорошо слышно.

— Не беспокойтесь, — сказала Салли официанту. — Мы уже уходим.

Пока они выходили из ресторана, Джек разрывался между двумя желаниями: то ли разораться еще сильнее, то ли униженно извиняться, что вообще позволил себе эти вопли. Он шел торжественным шагом, опустив голову, и молчал.

— Ну что ж, — сказала она, когда они дошли под ослепительным полуденным солнцем до ее автомобиля, — ты показал себя во всей красе, верно? Устроил незабываемое представление. Как я теперь снова пойду в этот бар? Как мне избежать насмешливых взглядов официантов и посетителей?

— Зато сможешь описать все это в мемуарах.

— Да, материала для мемуаров у меня будет в избытке. К шестидесяти годам можно будет зачитаться! Слушай, Джек, ты едешь со мной или остаешься?

— Я поеду за тобой, — сказал он и, пока шел к своей машине, недоумевал, почему у него не хватило сил сказать: «Остаюсь».

Потом он ехал за ней вдоль шеренги стройных пальм на первом плавном подъеме к Беверли-Хиллз, и, когда они свернули на большую подъездную аллею у дома Джилл, там уже стояли два автомобиля гостей. Салли хлопнула дверью своей машины чуть громче, чем нужно, и стояла, поджидая его, чтобы произнести шутливую речь, которую подготовила и отрепетировала за то короткое время, что они ехали.

— Что бы там ни было, нам будет, наверное, интересно. Ведь любая женщина должна мечтать о знакомстве с таким человеком, как Клифф Майерс. Он молод, богат, принят повсюду и к тому же свободен. Не правда ли, будет смешно, если я уведу его у Джилл еще до того, как она положит на него лапу?

— Да ладно тебе, Салли.

— А что «да ладно»-то? Тебе-то что? Думаешь, у тебя все схвачено?

Они прошли наверх, на террасу рядом с бассейном, и приближались к застекленным дверям «логова».

— Я хочу сказать, что через месяц ты отсюда свалишь, а мне что прикажешь делать? Сидеть за вязанием и смотреть, как все более-менее приличные мужики проходят мимо?

— Салли и Джек! — торжественно провозгласила Джилл с кожаного дивана. — Хочу представить вам Клиффа Майерса.

И Клифф Майерс, сидевший рядом с ней, поднялся, чтобы поздороваться. Это был высокий и плотный человек в мятом костюме; коротко подстриженные волосы торчали светлыми щетинками, что делало его похожим на большого мальчика с грубыми чертами лица. Салли подошла первой, выразив свои соболезнования по поводу постигшей его утраты. Джек надеялся, что непроницаемая серьезность, с какой он пожал Майерсу руку, донесет до гостя примерно те же чувства.

— Я только что рассказывал Джилл, — сообщил Клифф Майерс, когда они расселись, — что все стараются выразить мне соболезнования. Пришел вчера в офис — и две секретарши начали плакать, ну и так далее. Сегодня пошел с клиентом пообедать, и метрдотель чуть было не разрыдался, да и официант тоже. Забавная это штука — принимать соболезнования. Жаль, их в банк не положишь. Продлится это, наверное, недолго, так что надо пользоваться, пока есть возможность, да? Послушайте, Джилл, не возражаете, если я налью себе еще немного «Гранд-дэд»?[26]

Она велела ему сидеть на месте и сама налила и подала ему виски, превратив это в небольшую церемонию самоотверженного восхищения гостем. Она ждала, когда он сделает первый глоток, чтобы убедиться, что ему понравилось.

Пошатываясь, словно на резиновых ногах, в комнату вошел Ральф; он комически преувеличивал тяжесть прижатых к груди дров.

— Знаешь, я как будто вернулся в былые времена. Понимаешь, Клифф, я работал на Джилл по полной, когда жил здесь, — объяснил он, садясь на корточки и аккуратно складывая дрова у камина. — Чтобы отработать плату за постой. И, клянусь Всевышним, ты представить себе не можешь, сколько в этом доме работы.

— Могу себе представить, — сказал Клифф Майерс. — Дом очень, очень большой.

Ральф выпрямился и смахнул кусочки коры со своего репсового галстука, с рубашки из оксфордской ткани, потом — с лацканов и рукавов аккуратного джутового пиджака. Может, он и был по-прежнему смешным маленьким человечком, но одежду он теперь носил правильную. Вытирая руки, он застенчиво улыбнулся и спросил своего работодателя:

— Правда, здесь хорошо, Клифф? Я знал, что тебе понравится.

И Клифф Майерс заверил его, что все замечательно, просто прекрасно.

— Наверно, может показаться нелепым разжигать камин летом, — сказала Джилл, — но по ночам здесь прохладно.

— О да, — согласился Клифф, — у нас в Палисейдз камин топится каждый вечер круглый год. Так любила моя жена.

Тут Джилл демонстративно сжала его сильную руку.

Обедали в тот вечер вовремя, но Джек Филдс почти ничего не ел. Он сел за стол с полным стаканом и потом еще раза два вставал, чтобы его наполнить. Как только этот особенно изысканный обед подошел к концу, он забрался в дальний темный угол комнаты, подальше от остальных гостей, и продолжил поглощать спиртное. Джек понимал, что это уже третья или четвертая ночь непрерывного пьянства, но сейчас это его не слишком беспокоило. В ушах до сих пор звучали слова Салли: «Он молод, богат, принят повсюду и к тому же свободен» — и всякий раз, поднимая глаза, он видел профиль хорошенькой головки Салли и ее красивую шею, озаренные пламенем камина. Она улыбалась, смеялась или говорила: «О, это великолепно!» в ответ на даже самую тупую реплику этого потерявшего жену незнакомца, этого засранца Клиффа Майерса.