Книга Добрый доктор - Дэймон Гэлгут

В одном из этих кружочков, неподалеку от вереницы синих холмов, что виднелись на горизонте, и находилась Мария. Машина преодолела последний участок пути — вскарабкалась в гору по кошмарной дороге, которую, казалось, лишь вчера прорубили в буше тупым топором. На круче имелось хаотическое скопление хижин с прилегающими огородами. На вид деревня ничем не отличалась от всех других, попавшихся нам по пути, но мой сияющий проводник сказал:

— Тут.

— Тут?

Он пояснил мне, куда ехать. Вон — одна из крайних хижин. Рядом, в двух шагах, выстроились стеной деревья. Перед хижиной — белая машина.

Я всегда видел эту машину мимоходом, издали. А теперь, впервые подойдя к ней близко, осознал, что к Бригадному Генералу этот автомобиль не имеет никакого отношения. Старый «датсун» с проржавевшим насквозь капотом и такой же крышей. Одна из дверец держится на честном слове. Лобовое стекло рассечено трещиной. Машина бедняка.

Итак, головоломка, которую я совсем было собрал, все-таки не поддалась моим усилиям. Или ее части соединяются совсем не так, как я полагал.

По-видимому, то же самое можно было сказать и об истории с Марией. Отправляясь в путь, я думал, что ей известно о моем приезде. Предполагал, что мой проводник с ней уже поговорил, уже сообщил, что я ее ищу. Но, едва увидев ее, понял: для нее я все равно что с неба свалился.

Она была на голом участке между деревней и опушкой, по ту сторону маленькой хижины. Сначала я постучал в дверь. Откуда-то сзади откликнулся мужской голос. Мы обошли хижину. Мария сидела на земле, но тут же вскочила, зажав себе рот ладонью. Уставилась на меня.

Он тоже там был. Я увидел его впервые. Ее мужчину. Примерно мой ровесник, коренастый, круглолицый, в лихо заломленной клетчатой кепке. Похоже, он не был склонен к бурным проявлениям эмоций, но я чувствовал его изумление, точно вибрацию, от которой дрожит земля.

Итак, все мы замерли, рассматривая друг друга. Трое в замешательстве и четвертый — все с той же неуместной улыбкой на лице.

Я сказал:

— Мария.

Но на это имя она не отозвалась. В действительности ее звали иначе. Она резко повернулась ко мне спиной и, глядя в глаза мужу, заговорила с ним. Что-то произнесла высоким голосом, очень быстро — я не смог уловить ни слова. Потом умолкла и, даже не оглянувшись, убежала в хижину.

Сам не знаю, чего я ожидал. Что мы радостно усядемся бок о бок и примемся толковать о старых временах? Что ее мужчина по какому-то мистическому стечению обстоятельств, подобно тому, как он отсутствовал в дни нашей связи, будет в отлучке? Или что мы чудесным образом перенесемся в хибарку, потонувшую во тьме, на тот квадрат утоптанного песка?

Реальность не имела ничего общего с этими измышлениями. Оказывается, эта история — без развязки. Возможно, у нее нет и не было даже сюжета. И приехал я только для того, чтобы в очередной раз удостовериться: я почти ничего не знаю и ничего уже никогда не пойму.

Мужчина сильно рассердился. Подошел ко мне и стал что-то говорить негромко, монотонно, настойчиво. Его руки сжались в кулаки, но я решил, что он вряд ли полезет со мной драться. Во всяком случае, в ближайшее время. Покамест он был слишком изумлен, слишком неуверен в себе.

— Я не понимаю, что он мне говорит, — сказал я.

— Он говорит, — перевел мой проводник, — что вам тут надо?

— Я хотел поговорить с Марией.

— Он говорит: что вам надо от его жены?

— Скажите ему: ничего. Ничего плохого. Я ее друг по прежним временам, я ее знаю по магазину. Я хотел узнать, все ли у нее хорошо.

— Он говорит, у нее все хорошо. Он говорит, вам теперь лучше уйти.

— Я приехал сюда не для того, чтобы принести им неприятности. Объясните ему.

Но мой приезд сюда все-таки принес неприятности. Беда сгустилась вокруг меня, словно вихрь пыли на ветру. Лучше всего было уехать, так и не узнав, каковы будут последствия. Так мы немедленно и поступили. Не пробыв в деревне и трех минут, вновь отправились в долгий обратный путь.

— Но она жива, — сказал я себе вслух. Это было полчаса спустя, когда мы мчались по каким-то ничем не примечательным местам. — Хотя бы это мне известно.

— Да, — радостно подтвердил мой спутник. — Она жива.

И это уже кое-что. Все остальное я узнать не в силах. Она была таинственным знаком, вокруг которого вращалась моя жизнь, но для нее самой я был лишь второстепенной деталью, источником смятения и беспокойства. Я никогда больше ее не увижу — но она жива.

Когда я высадил проводника у его деревни, он выжидающе застыл у машины. Я был так поглощен собственными мыслями, что не сразу догадался достать бумажник.

Собираясь в дорогу, я решил: Марии нужно дать денег. И теперь мне сразу попалась под руку припасенная пачка купюр, сложенная вдвое. После недолгих колебаний я вынул всю пачку и отдал проводнику. Сумма была крупная — столько я никогда еще никому не давал за услугу. Сам не знаю, каковы были мои подсознательные намерения, — планировал ли я выкупить Марию у мужа или компенсировать мое неожиданное исчезновение из ее жизни…

Проводник, на миг вытаращив глаза, поспешил убрать деньги подальше. Его улыбка стала ослепительной.

Незадолго до того, как его доконал рак, отец изъявил желание приехать ко мне в гости. Полагаю, в этом выражалось его одобрение. Узнав, что я наконец-то назначен на пост главного врача, отец воскликнул: «Слава богу!» В этом случае он исходил из собственных представлений. Я не стал открывать ему глаза на реальность. К моему облегчению, он так и не приехал — был уже слишком слаб. Он умер, думая, что я наконец-то преодолел черную полосу и чего-то добился в жизни. Наверное, на бумаге так и есть.

По очевидным причинам для меня многое изменилось. Например, я перебрался в кабинет доктора Нгемы. Вместо доски для дартса и многочасового безделья — письменный стол и горы бумаг. Я больше не чувствую себя врачом. Превратился в администратора.

Больница на грани упразднения, и мои служебные обязанности состоят в том, чтобы ее спасти. Я пишу письма, обзваниваю нужных людей. Министерство хочет нас закрыть, и я трачу массу времени, доказывая, почему этого делать не следует. Мы проводим жизненно важную работу в нищих сельских районах, твержу я. По иронии судьбы, чтобы подтвердить это примером из практики, я вынужден ссылаться на два выезда мобильной поликлиники Лоуренса.

Теперь мы никуда с мобильной поликлиникой не выезжаем. И вообще мало что делаем. Врачей осталось всего двое, столько же, сколько кухонных работников: у каждого из нас свой повар. Даже не знаю, сколько здесь еще выдержит Хорхе.

Нам пришлось ужать свою деятельность во всех отношениях. По сути, больница превратилась в амбулаторию, которая работает по утрам, не больше двух часов в день. В основном мы раздаем советы и лекарства. Все тяжелые больные, а также не тяжелые, но нуждающиеся в госпитализации хотя бы на сутки, получают направления в другие больницы.